— Викторианцы называли таких легкомысленными болтушками. Но славная, лейтенант. Хорошая, добрая девочка, сентиментальная и слегка застенчивая, но в целом хорошая девочка. Почему вы спрашиваете? Ах, ну да… В ней… не было никакой тяги к приключениям. Обыкновенная.
— Да, — сказал он. — Я начинаю это понимать.
— Но какое это имеет отношение к… Я поняла, что ее убили более или менее случайно, когда пытались ограбить?
— Возможно, и так. При всяком убийстве нам приходится выяснять много дополнительных вещей, — ответил Мендоза. — В действительности же мне от вас нужна несколько иная информация. Девушка по имени Эйлин Родни. Она училась здесь одновременно с Мишель?
— О Господи, да, — сказала мисс Фенвик. — Училась, лейтенант. Трудная девочка. Очень упрямая. Недисциплинированная. Быстрый ум, если бы она давала себе труд им пользоваться. Но она не считала это нужным. Очень хороша собой — и этим пользовалась вовсю. Ее исключили за полгода до окончания — она отправилась ночью на свидание с парнем. У нее был сделан свой ключ от главных ворот — видите ли, уговорила нашего привратника дать ей однажды ключ на время. Могу добавить, что он тут же был уволен! Мы не можем позволить, чтобы происходили такого рода вещи. Ее мать очень по этому поводу беспокоилась, и мы представили все так, будто дело было в болезни, — скрыли, иначе говоря, — но, разумеется, все девочки в школе об этом знали.
— Выходит, это было около трех лет назад?
— Правильно… Адрес? Кажется, Уэствуд. Я могу посмотреть в картотеке.
— Будьте так добры.
Адрес был Тависток-драйв в Уэствуде. Дом новее, чем у Стэнъярдов, все очень ухоженное и по последней моде. Садовник-японец подстригал газон тихо мурлыкающей мотокосилкой. Мендоза прошел мимо по дорожке к широкому крыльцу в одну ступеньку. «На сей раз, в виде исключения, — подумал он язвительно, — мы вращаемся в несколько более высоких кругах, чем обычно. Вокруг деньги, деньги…» Но за изящным фасадом дома он увидел очень несчастную женщину.
Он не был уверен, что Тельма Родни вообще поняла, кто он такой и зачем пришел. Когда-то красивая красотой девушки с рекламной картинки, но не отличавшаяся большим умом, она пришла в смятение, когда он заговорил об Эйлин.
— С ней что-то случилось? Вы сказали, полиция? Я не понимаю… я просто ничего не понимаю. — До сих пор ему не приходилось видеть, чтобы кто-то в прямом смысле слова ломал себе руки. — Мы послали ее в очень хорошую школу, говорил Фредерик… Бог свидетель, как дорого она стоила… мне это казалось совсем не хорошо, но я сама, конечно, росла не при деньгах… да и Фредерик тоже, одна лишь ферма, но потом нашли всю эту нефть… я никогда толком этого не понимала…
— Миссис Родни, не могли бы вы мне всего лишь сказать, где сейчас живет ваша дочь?
Она непонимающе глядела на Мендозу. Маленькая, худенькая, седая женщина, которая, возможно, гораздо старше своих лет. Она была одета в дорогое платье, но на ней оно выглядело не изящным; волосы ее были умело завиты, однако аккуратные подсиненные кудряшки выглядели неуместно над худым морщинистым лицом без всякой косметики. Нетрудно догадаться, что, несмотря на все ее деньги, у нее нет ни друзей, ни увлечений, не с кем поговорить, нечего делать. Пустая, никчемная женщина.
— О Господи, — сказала она. — Я просто не знаю, что
— Миссис Родни, я хочу узнать у вас только адрес…
— Это было нехорошо, что она стала жить сама по себе. Некоторые из ребят — да и девушки, — которых она приводила домой, что вы, просто ужас, похожие на грязных бродяг. Но с ней так же невозможно разговаривать, как и с Фредериком. Он основал для нее этот фонд, как они его называют — попечители и все прочее, — я думаю, это около пятнадцати тысяч в год, и она…
—
— Ах, да. Я его не знаю — она никогда не приходит домой, — но мистер Тернер, один из попечителей, он сказал, мне надо его на всякий случай иметь. На случай чего-нибудь. Я посмотрю… наверное, он у меня в записной книжке…
Это была Чикаго-стрит в Бойл-Хайтс.