— Я догадалась, что они не заперли дверь — маленькая щелка осталась, — медленно начала говорить сонным голосом заторможенная девица. — Давно поджидала такого мига. Спрашивать боярыню мне было не о чем, поэтому я просто еще приоткрыла дверь и заглянула. И глядела, глядела…
Они меня не заметили, очень увлеклись объятьями и ощупыванием разных мест друг у друга перед главным делом. Потом я прикрыла дверь и тихо-тихо ушла. Если бы боярыня прознала, что я этакое видела, давно бы уж меня выгнала. Рассказывала об этом только Варьке, Евсею да родной тетке на Посаде.
— Ничего больше не видала?
— Нет.
— Она все врет! — внезапно заорала абсолютно негипнабельная старуха у Нездиничей, — ей серебра отсыпали!
— Скажи, Мария, тебе предлагали или давали денег, чтобы ты мне все это сейчас рассказала?
— Да. Боярин Мишинич обещал десять сребреников, если расскажу.
Приготовились визжать по-поросячьи!
— За вранье?
— Нет. Чтобы я боярыни не боялась.
Вот и славно! Визг отменяется.
— Иди, тебя проводят.
Служки девушку отвели к нам.
— Свидетельница Варвара!
Тут все прошло гораздо успешней. На опыте подруги Варя поняла, что от нее требуется, и без лишних отступлений о том, в какую церковь она именно ходит, как говеет и прочих животрепещущих для митрополита тем, доложила, как устроила наблюдательный пункт в кустарнике возле купальни боярыни и какие эротические воспоминания оттуда вынесла.
Во время сеанса гипноза оказалось, что Варька давно предполагала такой исход событий и поэтому как именно подсмотреть, обдумала заранее. Обещанные мной будущие финансовые вливания, как и в прошлый раз, не гляделись чем-то предосудительным.
Довели назад и нашу бесцветную худышку.
— Свидетельница Авдотья!
В бой вступили люди Нездиничей. Выступившая вперед сорокалетняя баба из простых бойко затараторила:
— Я из теремных девушек боярыни Капитолины, знаю ее всю жизнь. Боярыня всегда отличалась кротким и богобоязненным нравом, никогда у нее тяги к чужим мужчинам не было. На прелюбодеяния она неспособна. Очень любит деточек и все свободное время проводит с ними. Все, что говорили перед этим отъявленные потаскухи Машка да Варька, — злые наветы!
Дальше все пошло по накатанной колее.
— Погляди мне в глаза, женщина! — и так далее.
Находясь под гипнотическим воздействием, Авдотья доложила, что Капа с Елисеем любовь крутят напропалую и ведут себя вызывающе, ничего особенно не боясь. К детям боярыня совсем не подходит, отроки постоянно у Лазаря толкутся. За вранье бабе обещаны пять серебряных монет и два поношенные платья с плеча боярыни. Другие теремные девки на лжесвидетельство ни в какую не согласились.
Недостойную и продажную врунью отдали Нездиничам.
Случай был ясный. Митрополит встал, чтобы объявить решение церковного суда.
И вдруг всей кучей заорали Нездиничи.
— Не верим девкам!
— Не хотим церковного суда!
— Божий Суд пусть решает!
Митрополит опять сел и начал негромко совещаться с Мономахом. В это время в дискуссию вступили остальные боярские рода, приглашенные лишь как наблюдатели. Такого, чтобы целый род был за Нездиничей или за Вельяминовых, почти не встречалось. Припомнились старые боярские обиды и счеты, кое-где закипели горячие схватки с ударами посохами и вырыванием ухоженных бород. Крик стоял несусветный. Да, этих бы хватило и по одному, подумалось мне, желательно в смирительных рубашках да с кляпами во рту!
Главный священнослужитель опять встал.
— Если вы так сильно желаете Божьего Суда, то он может и быть.
— Желаем! Сильно желаем! Только его хотим! — отозвалась толпа нестройными голосами.
Митрополит поднял руку, призывая бояр к тишине.
— Дело это нешуточное, бойцы могут ранить друг друга, а то и убить. Поэтому ответчику, когда его вина полностью доказана, дается право выбрать из разных решений.
Боярыня Капитолина может отказаться от Божьего Суда, получить развод и разумное денежное содержание. Дети до 15 лет остаются при ней, на них тоже будут выплачиваться немалые средства.
Или ее выбором будет Суд. Если победит боец от Нездиничей, она как была замужней, так и будет, и все ее права останутся за ней.
Победит человек от Вельяминовых, Капитолину постригут в монахини, всех прав она разом лишится, дети останутся при муже.
— Я не согласен! — заорал один из Нездиничей. — Мы бояре, с нами так нельзя!
— Кто против, может сам подменить своего бойца. Заропщете еще, отлучу от церкви — я тут пока митрополит, имею право, — жестко обозначил свою позицию Ефрем.
Нездиничи примолкли.
— Капитолина! Тебе решать! — зарычал святой отец.
Капа завертелась на месте. Вариант с соглашением без Суда был приятен и нету никакого риска, а перспектива оказаться в монастыре ее отнюдь не манила. Но боярское чванство, наглость и личная жадность взяли верх, и нахалка процедила сквозь зубы:
— Пусть бьются! Бог за меня!
— Все слышали? — продолжил митрополит.
— Да… да…, — отозвались тихим шелестом бояре.
— Никто не желает объявить боярыню Капитолину одержимой бесом или сумасшедшей? Говорите сейчас, потом ваши доводы рассматриваться не будут!
Все безмолствовали.
— Все, принято! Начинаем Божий Суд. Бойцы, подойдите.