Неожиданный визит

Но Йохен и Мелани в один голос заявили, что без сарая и конюшни усадьба все потеряет, останется одинокий маленький домик, окруженный лесом. Грюнкелле был с ними согласен.

Поднялись на чердак.

— Мы здесь играли в плохую погоду, — сказала Карин, — на дворе ветер, дождь, балки скрипели, а у печной трубы совсем тепло. А как тут пахло! Мы здесь травы сушили, укроп, ромашку, бессмертник. У нас их много росло. Но труба развалилась, сами видите.

— И балки сгнили, — сказала Мелани. Она поковыряла пальцем дерево, оно легко крошилось и пахло прелым листом.

— Да, балки придется менять, — согласился Йохен. — Я люблю плотничать, — сказал он, обращаясь к Грюнкелле. — При моей сидячей работе это замечательный отдых.

Ребенок заплакал, и они спустились вниз. Во дворе все уселись на колодец, закрытый каменной плитой, и принялись за бутерброды, которые достала из своей сумки Мелани. Ребенку дали молока, а потом Рита затеяла с ним игру.

Пока Йохен договаривался с Грюнкелле о цене, Мелани молчала, но потом, когда у них уже все было решено, вдруг сказала:

— Нет, это невозможно.

Грюнкелле кивнул, словно ждал этой фразы.

— Конечно, в городе жизнь не такая, как здесь.

Они закрыли ставни, заперли двери, и хутор снова погрузился в тишину. По собственным следам в траве они двинулись к шоссе.

Потом, уже в машине, Йохен сказал:

— Такого случая нам больше не представится. Мы понемногу тут все восстановим, вот увидишь.

Мелани возразила неожиданно резко:

— Отсюда тебе до работы ехать семьдесят километров. Вечером будешь возвращаться совершенно вымотанный. По субботам-воскресеньям ты пишешь, к тебе не подойти. Деревня далеко, нет яслей, нет детского сада. Как я буду здесь работать? Нет водопровода, электричество могут отключить, а до ближайшего магазина, как до Китая.

— Ребенок вырастет, — возразил Йохен. — Купим велосипеды.

— А зимой? А если весь день льет дождь? А если кто-нибудь из нас заболеет?

— Почему ты видишь теперь только дурное? Это так на тебя не похоже. — В голосе Йохена слышалось раздражение.

— Да просто здесь я не смогу работать, ты видел, какие тут крошечные окна. И не смогу здесь выдержать целый день одна, в этой глуши не с кем словом перекинуться. Наконец, я должна смотреть работы других художников, показывать им свои…

— Мы устроим тебе мастерскую, потерпи немного. Мы ведь с тобой еще молодые! Через пару лет все наладится. В городе у тебя никогда не будет таких идеальных условий для работы. Утром просыпаешься — за окном лес.

— А ребенка, как жена фермера, привяжу себе на спину и так буду стоять за мольбертом. Книжка какая-нибудь понадобится, где ее возьмешь, и малыш будет расти в одиночестве.

— Да что с тобой происходит, — воскликнул Йохен, — все я, я, я!

— Это ты только о себе и думаешь! — крикнула Мелани. — Ты ведь ничем не жертвуешь, наоборот, еще и рай получаешь в придачу!

— Лучшего места нам не найти, — убеждал он ее, — будем жить и радоваться, что наш дом с каждым годом становится все краше, родим еще ребенка или двух; днем работа, вечером усадьба, в воскресенье будут приезжать гости, на машине можно и в театр поехать, и на любую выставку, и из города все, что нужно, привезти.

— Нет, ничего этого не будет, — сказала Мелани.

— Знаешь, давай дома все спокойно обсудим, — предложил Йохен.

— А тут и обсуждать нечего, — отрезала Мелани.

Дальше они ехали молча.

В два часа Даниель возвращается из школы. Сумка — в угол, радио включается на полную мощность, чтобы слышно было на кухне.

Он пускает горячую воду и ставит в раковину грязную посуду. Вода течет медленно, тонкой струйкой. Даниель стоит у открытого окна и считает электрички. Пока раковина наполнится, их пройдет штук семь. Наконец он принимается за посуду и, чтобы не было скучно, насвистывает в такт мелодии, свистит с трелями — это не каждый умеет.

В рюмках, которые стоят немытые еще со вчерашнего вечера, остатки вина, и он представляет себе Антека и маму, как они вместе качаются в кресле-качалке. Вообще-то Антек ему нравится. Правда, он курит, и мамина кровать пропахла табаком. Даниель вытряхивает пепельницу, ставит вытертую посуду в шкаф и бежит вниз, в бывшую винную лавку. По дороге он обычно играет в одну и ту же игру: пытается угадать, ту же мать слушает музыку, что и он на кухне, или нет? Чаще всего не угадывает.

Даниель останавливается позади матери и смотрит, как она работает. Кисть Мелани держит в левой руке. А он может рисовать и вообще все делать одинаково правой и левой. На мольберте та же картина, что была вчера, позавчера, на прошлой неделе.

— Все никак не кончишь, — говорит Даниель. — Что это они у тебя над крышами летают? Ты бы лучше нарисовала их в кресле-качалке.

— Опять подглядывал в замочную скважину, шпион! — возмущается Мелани.