Неожиданный визит

Мои родители, они люди сознательные, ей-богу, но детей воспитывали — просто ужас! Сестры вкалывали, а братья пальцем не шевелили. После смерти моего старшего брата родители вконец избаловали оставшегося мальчишку. Он теперь упрямый как осел, и псих к тому же, хотя в принципе он парень ничего, ей-богу! А на моей младшей сестре можно воду возить, Сабина сделай то, Сабина сделай это, и делает без возражений. Старшая сестра, та по любому пустяку в раж входит. Если она день не ругается, то просто заболевает. А у старшего брата, который умер, у него в одно ухо влетало, в другое вылетало. Мог целыми днями не разговаривать с родителями, он вообще был себе на уме, и, знаешь, родители никогда не приставали к нему.

А я, черт его знает… даже и не знаю, что сказать. Понимаешь, у меня дома как-то никогда не было своей точки зрения. Как и Сабина, я все без разговоров выполняла, никогда не заводилась, крутилась как белка в колесе. Я все еще живу с родителями. Одно я знаю точно: если бы я в семнадцать ушла из дома, то стала бы просто другим человеком. Я же всегда была пай-девочкой, и в школе, и вообще. Чтобы я что-то выкинула, да ни в жизнь! Вечно корпела над уроками, да и все остальное делала, ей-богу! Ну вот, представь себе, сразу после школы домой, там за уборку, никуда не ходила, на танцы только с семнадцати лет, и то в девять была уже дома, ни фига себе, а? Просто цирк. Завал начался, когда выяснилось, что у меня будет ребенок. Тут мои родители чуть не рехнулись. Первым, кому я призналась, что у меня будет ребенок, был мой старший брат. С ним я всегда всем делилась, он меня потрясающе понимал. Когда мы с ним гуляли, все думали, что он мой приятель. Я уже зарабатывала деньги, а он еще учился. Я очень баловала и очень уважала его. Потому-то мне тяжелее всех было, когда он умер. Я жутко испугалась, когда увидела его, — на нем лица не было, а губы и ногти совсем синие, ужас. Он зашел ко мне на кухню, хотел попить, слышь? Он уже оправился после воспаления легких, и вдруг началось это. Через час все кончилось. Я еще успела вызвать врача, он пытался что-то сделать, эмболия легких, и все. Родители были на работе. Как-то мне это до сих пор еще дико, я не могу говорить о своем старшем брате как о человеке, который умер. Мне все время кажется, что он просто служит в армии. Я вижу его во сне, он стоит передо мной, и я его спрашиваю: «Где ж ты так долго пропадал?» На могиле я была всего два раза, не могу, такая тоска берет, кажется, будто произошло самое страшное, что вообще бывает.

С тех пор как нет моего старшего брата, я стала самостоятельней. Раньше я чуть что всегда с ним советовалась. И вдруг мне пришлось жить своим умом. Отец мой тоже уже не самый большой авторитет, с тех пор как Ральф живет с нами. Он играет с отцом в шахматы и выигрывает, так что отцов абсолютизм сильно пошатнулся. Отец ужасно веселый, с удовольствием пропускает рюмочку, и тогда из него можно веревки вить, ей-богу. Его никто никогда не обижает, и он всем доверяет. Характером я очень на него похожа. Но с другой стороны, если надо, он гнет свою линию будь здоров. Раньше я считала потрясающим то, что он всегда все знал. А как он к моей матери относится! Сила! Мать часто болеет, и он решил построить ей дачу! Плюнул на машину и отгрохал дачу! И все-таки хозяин в доме он. Во-первых, он в духовном отношении выше матери, а во-вторых, оказалось, что мать ни черта не смыслит в том, как обходиться с деньгами в хозяйстве. Ну, а от этого пошло и все остальное. Мне кажется, дело еще в том, что мать из семьи железнодорожников, и они были в стороне от политики. Когда отец на ней женился, она была совсем девчонкой. Отец родом из зенфтенбергской местности, слышь, рабочий парень, шахтер. У дедушки, у того был железный характер: «Вот что я скажу, сын, не лезь в это, в нацистскую партию и во все остальное, я просто-напросто запрещаю тебе это!» В конце концов отца все-таки призвали, но он вернулся и начал работать в совете округа.