Мой первый самостоятельный урок. Я стою посреди класса, окруженная парой десятков детей, и меня никто не слушает. Ни один ребенок — они просто кричат, прыгают и даже не обращают на меня внимания.
— Пожалуйста, тише! — тонет в общем гуле смеха, жалоб и потасовки мой бесцветный голос. Мне нужно знать вас по именам!
Подходит девочка с челкой в полмизинца и просит мою ручку.
— Нет карандаша, — говорит она. — Не могу писать.
Я отдаю ей ручку на виду у всех — моя первая ошибка. Девочка старше подлетает к Короткой Челке и с силой отнимает ручку. Та падает, начинает реветь, я бросаюсь на помощь. А в это время на грозной завоевательнице уже висят несколько мальчишек. Начинается драка.
Дело в том, что младшие классы в Непале пишут карандашами — для экономии чернил и бумаги. И даже Бруно, как я заметила раньше, но поняла только теперь, писал карандашом, чтобы быть с ними в равных условиях. Ведь ручка здесь действительно знак отличия, а конкуренция за право быть не таким, как все, среди семи десятков детей очень высокая.
Один из мальчиков выходит из класса.
— Пожалуйста, возвращайся! — кричу ему я, но он не слышит.
Пытаюсь завести его, но мальчик вырывается. За ним вылетают еще пара мальчишек и разбегаются по территории. Дети из соседних домиков, выглядывают из окошек, с любопытством наблюдая за моей драмой.
Возвращаюсь в класс, и, пока пытаюсь догнать свою ручку, дети уже забираются в мою сумку и достают планшет.
— Мультики! Мультики! — кричат они со всех углов, и даже мальчишки на улице.
— Ну уж нет, — говорю я, собирая с пола карточки, приготовленные для урока.
Короткая Челочка достает одну изо рта и возвращает, пожеванную, мне. Со стеснительной улыбкой она прячется под стол.
— Ой, Энни-мисс, глаза! Глаза! — подлетает ко мне несколько девочек.
— Что с ними?
— Красивые глаза!
— Красивая Энни-мисс!
Усаживают меня на лавку и начинают гладить по голове.
— Рисуй цветочек, Энни-мисс.
— И домик.
— И воздушного змея.
— И кошку.
— И девочку.
Суют мне тетради, и каждая пытается положить свою сверху. Ручка откуда-то возвращается, но ненадолго — ею уже расписывают мои руки: индуистской свастикой и перечеркнутыми стрелой сердечками
Беглецы возвращаются. Один из них с победным видом вручает мне зуб и показывает дырку во рту. Для пущего эффекта он плюет через дырку в окошко, но мажет, и его слюна медленно стекает по стенке. Короткая челочка застенчиво дарит мне ветку малины. И вот я сижу со своими королевскими трофеями — зубом в одной руке и малиной — в другой, — атакованная армией девчонок, раздирающих мои волосы, и чуть не плачу — наверное, худший учитель на свете.
Первые дни нашей учительской практики мы с Асей провели как в страшном сне — уставали даже раньше, чем приступали к занятиям, а к концу дня сил не хватало и на книгу. Хотя единственное, что нужно было делать, — это повторять пройденное к большому экзамену. Мой предмет дети знали отлично, гораздо лучше, чем я сама, поэтому первые дни я не расставалась со словарем, разучивая такие слова, как
Помню, в один из первых дней я выбежала из класса и столкнулась с Элли.
— Они совсем не хотят меня слушать! — в сердцах воскликнула я.
— Тэта, они просто не понимают тебя. — Она ласково потрепала меня по плечу и зашла в класс.
А дальше — практическая магия: Элли разговаривала с детьми, обращаясь отдельно к каждому, и подбирала слова простые и ясные — только те, какие они могли понять. Потом она запела и сразу же овладела их полным вниманием. Дети успокоились и старательно выводили куплеты. И первое, что я сделала, вернувшись домой, это полностью прописала свою речь и выучила имена.
Второй моей проблемой был тихий голос. Мне приходилось постоянно кричать, и через пару минут эмоционально и физически я была уже вымотана.