Непал без вранья

Но долго мерзнуть не приходится. Восхождение начинается сразу от нашей гостиницы, и уже через пять минут мы возвращаем обыкновенный для подъема жар тела. Вверху, внизу и сбоку мелькают в темноте огоньки. Мы их не видим, но с нами поднимаются множество путников, решивших, как и мы, встретить рассвет на горе Рооп Hill в компании великанов Аннапурна I (8091 м), Аннапурна Южная (7219 м) и Дхаулагири (8167 м) — трех из четырнадцати самых высоких точек мира. И пускай наш заключительный подъем в сорок минут невыносимо сложный, это того, безусловно, стоит. Подбадривает и то, что на сей раз небо чистое.

На полпути встречается касса. Хочешь увидеть мировое достояние — покупай билет. Цена, правда, символическая: 50 рупий — и в кармане документальное свидетельство твоей целеустремленности.

***

Чтобы ослабить боль в легких, я поднимаюсь, стараясь дышать как можно спокойнее. Дышать спокойно, когда тяжело, когда страдаешь или даже радуешься, — что-то подобное я прочла накануне в книге о йоге и медитации. Что, в общем, пытаюсь практиковать каждый день: не раздражаться от навязчивости окружающих, смотреть на проблемы в перспективе и сверху. Лучшей, чем трек, возможности проверить, чего же ты стоишь и над чем тебе надо работать, назвать непросто. Вспоминаю о том, как мы привыкли себя жалеть, окружая поблажками и снисхождением: работать, например, учиться или даже жить так, словно это наша обязанность. А того, кто от нас этого требует, мы стараемся обмануть, избегая усилий. Хотим всего и сразу, пока не встречаем возможность достигнуть задуманного в слове «работа». Тогда наш энтузиазм и вдохновение гаснут. А так ведь и с характером. Когда же я вдруг решила, спрашиваю себя, что тяжело — это обязательно плохо? Хотелось бы верить в силу собственной выдержки, но откуда же ей взяться, если возможности развивать ее мне раньше не представлялось?

***

Когда мы добредаем до вершины, уже светает[62]. Здесь еще холоднее, однако многие, разгоряченные подъемом, остаются в футболках. Те же, кто пробыл тут больше времени, успевают переодеться в куртки, шарфы и шапки и теперь потягивают кофе из термоса или даже глинтвейн. Так что понять, какая температура, здесь сложно. Природа тоже лукавит. Несмотря на мороз, вокруг все остается зеленым. А спустя, должно быть, минут десять перед нами — рукой подать — вырастают снежные восьмитысячники, рельефные, словно изрезанные смелым стеком Творца или времени. Они окружают меня, и их немое одобрение растворяет все и всех: длинноволосого японца, одетого в перуанское пончо, его коротко стриженную спутницу с татуировкой гор на руке. Раздетых хиппи, укутанных дредами, группу пожилых французов, китайских студентов, пытающихся поймать на ладонь Аннапурну миллионы кадров подряд. Язабываю об Элли, не помню Яну, и даже Ася для меня исчезает. Остаюсь лишь я и Аннапурна I — свидетель моего отчаяния, Аннапурна Южная — компаньон преодоления и Дхаулагири — символ победы. Они всегда были тут, и единственное, что было нужно, это только поднять свою голову.

9.4. Оставшийся путь

За какую-то неделю ты успеваешь побывать во всех сезонах года: из дождливой весны Сагарматхи попадаешь в лето Покхары, осеннюю серость Тадопани, в зиму заключительного подъема на Рооп Hill, затем снова в сонную весну Толки. И наконец, петляя между тропических посевов, спускаешься в лето Педи, откуда уже автобусом добираешься до Покхары.

Каждый день ты спишь на новом месте. Каждый день встречаешь новых людей, ешь новую еду и наслаждаешься совершенным непостоянством своей жизни. Но тем очаровательней и роднее становятся повторяющееся моменты. Например, встречи с одними и теми же людьми на разных отрезках маршрута. В Горепани мы с Асей знакомимся с двумя итальянскими студентами и до самого Ландрука соревнуемся с ними в скорости. Порой они нас обгоняют, но мы наверстываем упущенное, стоит им лишь отвлечься на обед. А каждый раз, опережая их на несколько часов, мы оставляем на камнях поддразнивающие послания, вроде Why so slowly, semi doctors?[63] — итальянцы учатся на последних курсах мединститута. Из таких же ребят и Чиаш, моя волшебная палочка. Каждый раз, когда мне нужна помощь, этот бразилец появляется и выручает меня — например, когда в пути я сворачиваю не туда. «Одиночки должны помогать друг другу», — говорит Чиаго, отслеживая мои промахи и указывая верную тропинку.

Ведь теперь, от самого Горепани, я часто ухожу раньше всех и иду впереди. Одиночество меня больше не пугает, и я им даже наслаждаюсь, ведь восхождение — это особый род медитации.

***

— Почему вы отправились в горы? — спрашивает Яна как-то раз за ужином. — Что для вас значит трек? Челлендж?

— Даже не говори мне о челлендже! — восклицает Элли. — Терпеть этого не могу.

— А в чем дело? — удивляется Ася.

— Тэта, мне кажется, что челлендж — это всегда от эгоизма. Ведь что, по сути, дает тебе вызов? Он лишь умножает твои амбиции: я сумел, я добился, посмотрите, какой я классный. А вы что думаете?