Читаем Непарадигматическая лингвистика полностью

Существенным был также поставленный в этой книге вопрос о том, можем ли мы говорить о некотором глобальном для всего славянского континуума значении единичной партикулы-части-цы, как примарной, так и комплексной. Поясню свою мысль. Очевидно, что союз а в русском, старославянском, украинском, белорусском, польском, болгарском и сербском языках имеет в основном сопоставительное значение, а в чешском, словацком и лужицком – сочинительное (žena a škola). Но если сравнить данные наиболее распространенных в славянском пространстве частиц, то получится, что общий набор семантических компонентов у них совпадает, если учитывать совокупность фактов диалектных и текстов старшего периода. В книге 1985 года [Николаева 1985: 143—144] демонстрируется такое совпадение смыслов для частиц i, a, no, da, tak – по всем славянским языкам.

Показано, что каждая из этих частиц передает следующие основные значения: 1) соединения – ’ и’; 2) противопоставления – ’но’; 3) подтверждения – ’да’; 4) указания на способ действия – ’так’. Однако это совпадение может иметь место на разных языковых (речевых) пластах: литературный вариант одного языка совпадает с диалектом другого, современный с архаикой и т. д.

Естественно также, что совпадений на более ранних этапах существования у славянских языков в партикулярном фонде больше. Поэтому, например, древнерусский ближе к старославянскому (не только по составу, но и по «частицеобильности»), чем современный русский. Наконец, нельзя обходить вниманием и тот факт, что в одном языке частицы сохраняются только во фразеологизмах, а в других те же по происхождению партикулы употребляются свободно. Например, частица еі в словацком, в чешском, в болгарском означает некое аффективное подтверждение: Ej, ma zima svoje krásy (словацкий); Обедал ли си? Ей, обедал (болгарский); ср. также известные примеры из старославянского:

Разумєштє ли вси? Глаголашє єму: єй, господи; Бжди жє слово вашє єй єй и ни ни; Єй отьчє, тако Быстъ благоволєниє прѣдъ тобод и т. д. В русском же языке это ей ’да’ встречается в несколько устаревших по языку фразеологизмах – Ей Богу, правда или Ей-ей, выпьем, ей Богу, еще (русский текст «Шотландской песни» Бетховена).

Наконец, в книге 1985 года много говорится о том, о чем в настоящей главе не будет сообщаться совсем, – о частицах, заимствованных в славянские языки из неславянских языков и связанных с этим проблемах. Приведем некоторые примеры таких заимствований. Это – ама (из турецкого ama ’но’) в словенском, сербском, македонском и болгарском. Это – комаj (из турецкого komak’I ’может быть’) в сербском, македонском и болгарском; в тех же языках: тамам (из турецкого tamam ’точно’); тек (из турецкого tek ’единственно’), баре (из румынского barem ’по меньшей мере’), чак (из венгерского csak ’только теперь’ ), макар (из греческого μákαρι ’если бы’ и т. д. Много турецких и новогреческих заимствованных частиц представлено в македонско-болгарской паре языков. Нерешенным в этой связи остался вопрос, почему заимствовали столько частиц славянские языки Балкан, но не было в славянском чешском языке так много заимствований из «частицеобильного» немецкого, хотя контакты были достаточно длительными. Но в настоящей книге, как уже говорилось, заимствованные из неславянских языков лексемы рассматриваться не будут.

2

Наиболее важным результатом исследования славянских частиц, проведенном в работе 1985 года [Николаева 1985], можно считать опыт количественной типологии этих частиц в их дистрибуции по 11 славянским языкам[109]. Всего было представлено 9 иерархических серий, каждая из которых будет здесь кратко охарактеризована.

1. Первый подсчет выявляет общее количество подобных лексем в каждом славянском языке. Он демонстрирует шкалу количественных показателей «частицеобильности». При этом языком с максимальным числом оказался русский (вслед за ним сербский и чешский), а языком с минимальным числом таких лексем – македонский (с близким к нему болгарским).

2. Второй подсчет показывает число партикульных лексем, представленных только в одном из славянских языков. Он демонстрирует особенность пути этого данного языка в пределах общеславянской семьи. Полученные данные (в лексемах):

Словенский – 88; Русский и Сербский – 67; Чешский – 54; Украинский – 37; Словацкий – 25, Польский – 24; Старославянский – 19; Болгарский – 17; Македонский – 5. Таким образом, наибольшее число индивидуальных, то есть присущих только этому языку, партикульных лексем принадлежит словенскому языку, оказывающемуся в этом отношении на общеславянской периферии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги