Непечатные пряники

Как бы там ни было, а к середине XIX века и этот промысел стал умирать. Его убили ткацкие фабрики с их грохочущими машинами. Оставалось еще кружевоплетение. В начале прошлого века в городе и уезде им занималось более трех тысяч кружевниц. Кружевоплетение не убивал никто – оно само тихо умерло. Просто изменилась жизнь, и на смену кружевам пришли короткие отрезки резких прямых линий.

Как сыр в масле

Был у города и еще один кит, или черепаха, или слон, на котором он держался, да и сейчас держится, – сливочное масло. В Вологодской губернии по производству масла крошечный Грязовецкий уезд был вторым. В девятьсот десятом году[115] только из Грязовца было вывезено более семидесяти четырех тысяч пудов сливочного масла. Это для нас масло просто вологодское, а на самом деле было оно разным – и сладким, которое называли нормандским, и соленым – голландским. Сладкое масло делали осенью и зимой – с сентября до Масленицы, а уж с Масленицы до сентября – соленое[116]. Везли его в Вологду, а из Вологды в Москву, Петербург, Ревель, Ярославль и даже в Париж, где его обидно называли «Петербургским». Везли, между прочим, не в брикетах, не в разноцветной фольге, а в небольших ольховых бочонках. Если поделить количество пудов масла на количество жителей уезда в девятьсот десятом году и даже прибавить для ровного счета к жителям уезда жителей самого Грязовца, за вычетом кошек, собак и городовых как не производящих ничего, и результат пересчитать в килограммы, то получится… почти дюжина килограммов масла на душу населения. Из полученной цифры путем несложных арифметических вычислений можно вывести, что в начале XX века в городе Грязовце и уезде проживало почти сто тысяч человек. Спустя сто лет здесь проживает едва половина. Сколько теперь масла приходится на душу населения – я не знаю, а тогда, когда масла было много, делали еще и сыр, чтобы он в этом масле катался. Уже в семидесятых годах позапрошлого века в Грязовецком уезде было более двух десятков сыроваренных заводов. Молоко в Грязовец не возили, а сыр – честер, швейцарский и голландский – делали на месте. Какими они были на вкус, эти сыры… Наверное, прекрасными, с тонким вкусом и неповторимым ароматом – как и все, что исчезло навсегда.

Если рассказывать все по порядку, то непременно надо упомянуть три ежегодные ярмарки, купцов первой гильдии, Корнилиево-Комельский монастырь, которому в самом начале своей истории принадлежало село Грязлевицы, постройку огромного городского Христорождественского собора, городское освещение, библиотеку, женскую гимназию, пожарную команду, театральный кружок, семнадцатый год, войну, кинопередвижку «Дом крестьянина», клуб железнодорожников, драматический театр[117], тридцать восьмой год, детский дом, еще одну войну, разрушение Христорождественского собора в шестидесятых, проспект Ленина, который проходит по тому месту, где стоял собор, Музей истории и народной культуры, занимающий половину огромного купеческого особняка[118], вторую половину этого особняка, стоящую с заколоченными окнами, газету «Сельская правда»[119], огромный валун на центральной площади с мраморной табличкой о «первом упоминании будущего города Грязовец 17 июня 1538 года» (исхитрились-таки сформулировать), лечебные грязи, греческий сыр фета, который в количестве трехсот тонн в сутки производят местные сыроделы, но… я не стану. Вместо этого лучше процитирую одного журналиста, побывавшего в конце XIX века в Грязовце: «Недоимок нет, грабежей и убийств тоже, мертвых тел не объявляется, процессов почти не ведут, живут по-божьему, не жалуются, не кляузничают, а сажают себе картофель, сеют лен…»

Наверное, теперь в Грязовце живут по-другому, но мне показалось… Нет, не так. Мне бы хотелось думать…

Январь 2016

Библиография

Городок на Московской дороге. Историко-краеведческий сборник. Вологда: Ардвисура, 1994. 272 с.

МЕДВЕДЬ, ВЫХОДЯЩИЙ ИЗ ШАХМАТНОЙ ДОСКИ Данилов

Издалека, особенно из Москвы или из другого большого города, Данилов виден не во всякую подзорную трубу. Маленький уездный городок в Ярославской губернии с невыразительным названием Данилов… Собирался я туда, и почему-то в голове у меня все время вертелась цитата из «Мертвых душ»: «Есть лица, которые существуют на свете не как предмет, а как посторонние крапинки или пятнышки на предмете. Сидят они на том же месте, одинаково держат голову, их почти готов принять за мебель и думаешь, что отроду еще не выходило слово из таких уст; а где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется просто: ого-го!» Это ведь сказано о множестве наших провинциальных городков, существующих теперь лишь как посторонние крапинки или пятнышки на предмете, но если разобраться… Вот я и ехал в девичью Данилов разбираться. Не то чтобы я был твердо уверен, что Данилов – это «ого-го!», но очень на это надеялся.

На берегу реки Пеленги