Неписанная любовь

Хотя я не хочу, чтобы она возвращалась в дом своих родителей, я понимаю, что для того, чтобы двигаться вперед, мы не можем продолжать цепляться за то, как все было раньше.

Ради Элли я надеюсь, что Нико хорошо воспримет новость о ее новой работе, но я совершенно не представляю, как он отреагирует. Вчера вечером мы с Элли договорились, что разговор о ее отъезда будет вести она, поэтому, даже если мне захочется вмешаться, я сказал ей, что не буду этого делать.

Когда соблазн разбудить Элли становится слишком велик, чтобы его игнорировать, я выхожу из ее комнаты и направляюсь на кухню, чтобы приготовить завтрак для нас троих.

Час спустя в комнату входит Нико, зевая. Элли следует за ним, одетая в очередные шорты, которые возвращают меня к прошлой ночи, когда ее ноги были…

— Buenos dias, Papi (Доброе утро, папа), — Нико подходит и обнимает меня.

— Я приготовил завтрак, — я указываю на круглый стол под окном, выходящим на задний двор и небольшой пруд вдалеке.

Мой сын сидит в уголке и улыбается той же улыбкой, что выложена у него фруктами на оладушке. Мы с Элли садимся рядом и втроем наслаждаемся обществом друг друга.

Мы обмениваемся историями и смеемся на протяжении всей трапезы, и это почему-то в десять раз лучше, чем на Гавайях, немного из-за того, что я нахожусь в комфорте собственного дома, но в основном из-за всего того, что произошло с Элли прошлой ночью.

Она была… всем.

В моей груди нарастает давление при мысли о том, что я больше не буду просыпаться с ней, но я обещаю себе, что это ненадолго.

Я не позволю этому случиться.

Когда мы все убираем тарелки, Элли смотрит на меня и кивает. Я тянусь к ее руке под столом и переплетаю наши пальцы так, чтобы Нико этого не заметил.

Как бы мне ни хотелось держать ее руку на виду, я не готов к такому шагу с Нико, да и она тоже.

— Давай принимать все по одному дню за раз, — сказала она вчера вечером, когда я держал ее в объятиях.

— Как же мы будем ходить на свидания, если ты проведешь пять недель в Европе? — спросил я.

— Придется проявить изобретательность, — она усмехнулась, и на этом все закончилось.

Элли сделала неглубокий вдох.

— Нико, я хотела с тобой кое о чем поговорить.

Нико опускает свой стакан с апельсиновым соком.

— О чем?

— Помнишь, я писала песню для Коула Гриффина?

— Да? — его нахмуренные брови так напоминают мне мои собственные.

— Так вот, ему понравилось.

Нико поднимает руку, чтобы Элли по ней ударила.

— Ура! Ты молодец.

Ее щеки раскраснелись, и она похлопала его по плечу.

— Спасибо.

— Так он собирается оставить ее себе?

— Да.

— А как насчет песни, с которой я тебе помог?

Элли улыбается.

— Я рада, что ты спросил, потому что оказалось, что Коул хочет, чтобы я помогла ему не только с одной песней.

Глаза Нико расширяются.

— Правда?

— Да. И он сказал мне, что ты можешь быть указан в кредитах.

— Не может быть!

— Поздравляю. Возможно, ты самый молодой автор песен в истории.

Нико ухмыляется.

— Если тебе понадобится еще помощь, я возьму с тебя всего лишь газиллион долларов.

Мы с Элли оба смеемся над этим.

— Ну, не знаю, смогу ли я позволить себе тебя, но если хочешь мне помочь, то у тебя есть такая возможность.

— Вау.

— Довольно круто, да?

— Конечно! Поздравляю! — на этот раз он протягивает кулак, и Элли ударяет по нему своим.

— Спасибо, — она смотрит на меня, и я киваю.

Пора с этим покончить.

— Если я хочу работать с Коулом, мне придется поехать с ним в Европу.

Мой сын улыбается.

— Это так круто! Ты должна поехать.

Как Элли может выглядеть такой счастливой и в то же время грустной? Я хотел бы стереть выражение ее лица, но мы оба ничего не можем сделать.

Ее рука крепко сжимает мою.

— Если я буду работать на Коула, я больше не смогу быть твоей няней.

— Но разве ты не сможешь вернуться, когда закончишь?

— Я так не думаю… — она прикусила губу, пока та не покраснела.

— Как долго тебя не будет? — спрашивает Нико.

— Пять недель.

— Это не слишком долго. Правда, Papi (Папа)? Элли может потом сюда вернуться! — его улыбка меркнет, когда он смотрит на меня.

— Нет, mijo (сынок). Она больше не может работать на меня.

— Но почему? — его голос дрожит.

— Элли должна продолжать писать музыку для других людей, потому что она действительно хороша в этом.

— Но… — плечи Нико опускаются с поражением.

Элли убирает мою руку, чтобы опуститься на колени рядом с его стулом.

— Но я тебя не брошу.

— Нет, бросишь, — несколько слезинок падают ему на колени.

— Нет. Я всегда буду частью твоей жизни.

— Но ты уезжаешь, — прежде чем я успеваю его успокоить, Нико в спешке покидает кухню.

Элли поворачивается ко мне со слезами на глазах.

— Я не знаю, смогу ли я это сделать.

— Сможешь.

Всхлип вдалеке, а затем хлопок двери разрушают контроль Элли над своими слезами, и одна из них скатывается по ее лицу.