Я, конечно, читал этот меморандум. И наша агентура на Филиппинах и в Японии пыталась выяснить – является ли он мнением частного лица, или это предмет коллективного творчества, вышедший из одной из правительственных структур Японской империи. К нашему глубокому сожалению, мнения большинства наших экспертов склонялись ко второму варианту. Правда, нас немного утешало то, что, согласно той же информации, первыми под удар Японии попадут Соединенные Штаты Америки. Хотя и о наших интересах в Индокитае тоже не следовало бы забывать.
– Господин министр, – ответил я, – нас в данный момент больше заботят дела европейские. Франция обескровлена, ее столица лежит в развалинах, и мы даже еще не решили – восстанавливать Париж или перенести столицу в другой город. Мы надеемся договориться с правительством Японии, если у него возникнут какие-либо претензии к нам. Французы сейчас думают не о своих колониях, а о тех землях, которые могут при заключении мирного договора отойти к Германии. И нам надо будет искать деньги на восстановление разрушенной промышленности. Ведь там, где прошла война, остались лишь руины и могилы.
– Господин маршал, – сочувственно произнес лорд Бальфур, – деньги можно поискать за океаном. Но наши несостоявшиеся союзники их так просто не дадут. Они потребуют за это допуск американского капитала во французские колонии, а самое главное – поддержать Америку в случае ее конфликта с Японией.
– Это невозможно! – воскликнул я. – Французы не будут воевать на Востоке, они сыты по горло той войной, в результате которой разрушена промышленность на всей восточной половине Франции.
– Тогда мне остается вам только посочувствовать, – развел руками лорд Бальфур. – Ну, ведь не станете вы просить деньги у наших врагов. Обычно побежденные выплачивают контрибуцию победителям, а не наоборот. Если только…
Тут мы посмотрели друг другу в глаза. И хотя мы не произнесли вслух это роковое слово «Россия», мысль о том, что в Европе появилась держава, которая теперь может диктовать свою волю остальным европейским (и не только) странам, одновременно возникла в наших головах. Интересно, как скоро британцы начнут тайный зондаж правительства Сталина на предмет установления нормальных отношений, и когда эти бестии попробуют заключить сепаратный мир с Германией, воевать с которой они пытались заставить нас, французов…
В этот воскресный день центральная площадь Джардино-делла-Монтаньолла была заполнена народом. Кого там только не было. И беженцы из Северной Италии, удравшие от австро-германского наступления, и «бездомные» военные моряки с базы в Специи, которых изгнали со своих кораблей, потому что сейчас их осваивали германские и австрийские команды, и солдаты деморализованных армейских частей после разгрома сумевших отступить за реку По. Были там и рабочие местных заводов, окрестные крестьяне и прочие обыватели.
Посреди площади, рядом с древним фонтаном был установлен броневик «Лянча» IZM. На крыше башни этого изделия итальянского бронеавтопрома коренастый бритоголовый человек, одетый в поношенные брюки от мундира берсальеров и черную рубашку навыпуск, толкал речь перед своими сторонниками. Подножие этой импровизированной трибуны окружали крепкие парни, одетые аналогично своему вождю[29]
. Конечно же, это был сам Бенито Амилькаре Андреа Муссолини, бывший социалист, бывший главный редактор газеты «Аванти!», бывший капрал берсальеров, комиссованный по ранению[30], а ныне вождь Национальной фашистской партии. А парни, окружавшие его броневик и составлявшие его личную гвардию – так называемый «Боевой союз» (Фашио де комбаттименто), – в основном были бывшими его фронтовыми сослуживцами-берсальерами.