Непобедимая и легендарная

– Легко сказать – переизбрать, – покачал головой Миронов, – половина станичников у этих мироедов в долгах, как в шелках. Ведь они и деньги дают в рост, и лавки в станицах и хуторах держат, где продукты отпускают в долг по своим ценам. Знаете ли вы, товарищ Думенко, как сейчас живется казакам на Дону. Ведь станичники из-за войны этой проклятой от своего хозяйства были оторваны. Ну, а много ли бабы да хлопцы наработают без крепких мужских рук. Вот и приходилось залезать в долг к богатым казакам. А сколько стоило снарядить казака на службу? Вот вы где воевали, товарищ Думенко?

– В артиллерии воевал, – недовольно буркнул Думенко, – между прочим, у меня полный Георгиевский бант.

– Похвально, – ответил Миронов. – Только скажите мне, коня и снаряжение вам в полку выдали, или вы сами все покупали?

– Все выдали казенное, от царя-батюшки, – поняв, куда клонит войсковой старшина, насупившись, сказал Думенко.

– Вот, – наставительно поднял указательный палец вверх Миронов, – а казак все покупает за свой счет. А стоит это денег немалых. В начале войны на это тратили двести пятьдесят – триста рублей. Это примерно два полных годовых дохода казачьей семьи. Вот и приходилось им брать в долг у тех же мироедов. Больше не у кого.

– Сложно у вас все, товарищ Миронов, – подал голос Ворошилов. – Тут надо суметь все сделать так, чтобы и казаков против себя не настроить, и доверие иногородних не обмануть.

– А что скажет нам товарищ Буденный? – спросил я у будущего красного маршала. – Вы ведь, Семен Михайлович, из иногородних. И настроение на Дону должны знать.

– Да, здесь с плеча рубить нельзя, – задумчиво сказал Буденный. – Казаки нахлебались войны по самую глотку. И воевать, да еще со своими же, заставить их трудно. Да и иногородние тоже не рвутся в бой. Им бы землю получить, да побыстрее начать на ней работать. Если они почувствуют, что эта ИХ земля, собственная, не арендованная, то драться за эту землю будут люто, насмерть. Поэтому право раздела войсковых земель надо отобрать у станичных сборов. Если их нельзя переизбрать, то их надо лишить этого права. А как это сделать – не знаю. Может, вы, товарищ Фрунзе, подскажете?

– Я согласен, что действовать надо осторожно, без перегибов и насилия, – сказал Фрунзе, строго посмотрев на Думенко. Тот не выдержал взгляда наркома и отвернулся.

– Вы, Филипп Кузьмич, – продолжил Фрунзе, – ничего не сказали о том, что не все ладно среди самих казаков. Я имею в виду «верховых» и «низовых» казаков. Земельный пай в низовых станицах составляет восемнадцать-двадцать десятин пахотной земли. А на севере области Войска Донского он в два раза меньше – от семи до десяти десятин. В некоторых же станицах на севере казаки имеют пай лишь в четыре десятины.

Кроме того, и в семьях казачьих тоже раздрай. Ведь как все получается – семья казака сводит всю полученную взрослыми мужчинами землю в одно хозяйство. Но фактическим владельцем этих хозяйств являются казаки старших возрастов. Молодые же хотя вроде бы и имеют собственный пай земли, но распоряжаться им не могут. Они оказываются на положении батраков. Ведь отделиться от семьи можно лишь с согласия станичного сбора, что не так-то просто, потому что все дела на этом сборе решают «старики», в чьих руках находится семейная земля. Считается, что на отделение от семьи с земельным паем могут рассчитывать лишь старшие сыновья, младшие наследуют только родительские земли. Да и то на полагавшейся им земле младшие сыновья могут считать себя хозяевами лишь тогда, когда родители станут совсем немощными.

– Все именно так! – воскликнул Миронов. – И откуда вам, товарищ Фрунзе, все это известно! Теперь вы, товарищи, должны понять – какая каша заварилась у нас на Дону. Добавьте еще и то, что казаки избрали в мае 1917 года Войсковой круг, который объявил себя верховной властью на Дону, заявив: «Войско Донское составляет неотделимую часть великой Российской народной республики, имеющую широкое местное самоуправление с правом законодательства по местным делам, не противоречащего общим основным законам, и с правом самостоятельного распоряжения землями, недрами и угодьями, принадлежащими Донской войсковой казачьей общине». То есть, получается, что Россия – сама по себе, а Войско Донское – само по себе.

– Сепатизмус вульгарус, – сказал я, – обычный местечковый сепаратизм. Не было ни одной революции, которая не переболела этой хворью. Лишь бы весь этот парад суверенитетов не закончился кровопролитием. А для этого, товарищи, надо прежде всего покончить с теми, кто представляет наибольшую опасность для советской власти. Я имею в виду тех, кто отправился на Дон для того, чтобы под знаменем генерала Алексеева пытаться сформировать боевую организацию, с которой он выступит против власти Советов. К этим людям могут примкнуть и все недовольные советской властью из числа казаков.