На краю площадки стоял воин, похожий на бойца из какого-то страшного загробного цирка.
Подумав это, я тут же понял, что любая арена, от амфитеатра Флавиев до эмесского ристалища, и есть загробный цирк. С одной стороны он земной, и туда приходят обычные люди, а с другой – потусторонний и окружен голодным сонмом… Тени усопших тоже ищут зрелищ и питаются проливаемой кровью.
Эта мысль промелькнула в моем уме за кратчайший миг, и я удивился даже, что никогда не размышлял о подобном. А потом пришел страх.
Света, падавшего на воина, хватало, чтобы хорошо его рассмотреть.
В его правой руке был тот самый меч с крюком, поглядеть на который я собирался пару минут назад. На груди – погнутая ударами бронзовая пластина. В левой руке – маленький выпуклый щит, в котором я опознал бронзовую чашу… Похоже, он вооружился священными предметами, пройдя по тем же лестницам, где до этого гулял я.
Еще на нем был темный шлем в виде бычьей головы – довольно частый среди цирковых и поэтому не слишком меня напугавший.
Но шлем был выполнен с удивительным искусством. Так я подумал сначала – а потом, когда маленькие блестящие глаза несколько раз моргнули, понял, что это не шлем.
Это была живая бычья голова, одновременно страшная и смешная из-за косо надетого на нее бронзового венка… Надо мной стоял критский ужас, минотавр, точь-в-точь такой, как на мозаике из нашего дома в Эмесе. И в ту секунду, когда я узнал его, он медленно пошел ко мне по лестнице.
Я побежал прочь. Но за нижней площадкой не было другой лестницы – она обрывалась в пустоту. Я или нарушил ритм каменного колеса, в котором бегал, или вышел из него сам… Даже если через минуту-другую из темноты появится новая лестница, будет уже поздно: боец с бычьей головой настигнет меня раньше.
Неужели это действительно минотавр? Быть может, я сам вызвал его из мира теней, вспомнив про мозаику? Говорят ведь в Риме – если заблудившийся в лесу человек испугается волка, тот почувствует страх и придет… Или минотавр появился прежде моего страха?
Теперь этого уже не понять.
Он спускался по лестнице медленно и уверенно – и как бы пританцовывал при каждом шаге, звеня своей обильной бронзой. Она гремела и так, но он вдобавок ударял мечом в маленький щит, как это делают варвары перед боем.
Кто он – человек? Или зверь? Оружие держит как воин. Но в манере его есть что-то звериное. Нет, на человека он не похож. Во всяком случае, на такого, как я.
Мне его не одолеть, подумал я, как бы я ни бился. Но я могу его напугать… Огня боятся все звери.
Он прошел уже половину разделявших нас ступеней. Я попятился, вернулся к статуе львиноголового, сорвал со стенки факел и несколько раз широко махнул им над головой. Минотавр заслонил глаза щитом. Ему не слишком нравился свет.
Но он не испугался. Наоборот – опустил меч, издал протяжный клич, средний между стоном и мычанием, и сделал новый шаг вниз.
И тут перед моим мысленным взором опять возникла бронзовая птица, которую этот бык еще не сделал частью своей амуниции. Ворона, вспомнил я, давала когда-то советы и Митре.
Он не зверь и не человек, сообщила ворона беззвучно. Он нечто промежуточное и походит на маленького ребенка, убивающего играя. Огня минотавр не боится. Он знает, что это. Он боится лишь неизвестного…
И тогда я понял, что у меня остался последний шанс напугать его. Подняв над головой факел, я попятился – и взял с мраморной тумбы маску Солнца.
Когда я посмотрел на минотавра сквозь бронзовые глазницы, он озадаченно остановился. Должно быть, в короне из бронзовых лучей я выглядел необычно – но вот внушал ли я страх? Следовало, наверно, махать руками и кричать, как делают, отгоняя зверя… Или нет? Бык, говорят, нападает на того, кто пытается его напугать…
Танцуй, сказала ворона.
Никакой вороны рядом не было, но каждый раз случалось одно и то же. Сперва я видел ее образ, а потом в моем уме появлялась сообщенная ею мысль.
Танцуй.
Ну да. Бык – или кто он? – вряд ли испугается моих угроз и криков. Но его может озадачить нечто странное. Пантомима. Танец…
Мне показалось, будто я слышу легкую и быструю игру нескольких флейт и тамбурина. Это была одна из тех старинных эллинских мелодий, какими лечат укус паука и лихорадку – на праздниках они часто слышны в городах.
Не уверен, что музыка играла на самом деле. Но, настоящая или нет, для меня она звучала ясно, и я без отлагательства пустился в пляс.
Через пару прыжков я догадался, что мягкий выступ маски, который тычется мне в нос – это кожаные ремешки, и не обязательно держать ее в руке перед лицом, а можно просто надеть на голову. Она держалась надежно и прочно.
Мой танец не смог остановить быка совсем, но задержал его, словно опутав сетью: чем быстрее я плясал, тем медленнее чудище надвигалось.
Я не слишком помню, как именно я махал руками и ногами, прыгал и приседал. Кажется, я перемещался от одного края площадки к другому, как бы пытаясь начертить своими движениями линию, за которую минотавру нельзя заходить – но он все равно прошел за нее, и вдруг одним тычком своей огромной руки повалил мраморную статую.