Непобедимое солнце

– Я тебе просто объясню, – сказала она. – Империя сегодня – это не власть государства. Это власть больших корпораций. Государственный контроль – последнее, что им как-то противостоит, поэтому эстетика антигосударственного анархизма будет этими корпорациями востребована. Возможно, востребован будет даже прямой бунт против традиционной центральной власти – но не против корпораций и банков. Знаешь, кто перед тобой? Подстилки самой зловещей ветви информационного капитализма, позирующие в качестве бесстрашных молодых героев. Продажный марвел духа. Их главным продуктом является романтическая поза, полностью очищенная от всего, что она подразумевает. То есть от всего, что делало эту позу романтичной…

Андреас карикатурно вздрагивал при каждой ее фразе и строил страдальческие гримасы, словно в него одна за другой попадали пули.

– А что конкретно они хотят продавать? – спросила я.

Андреас открыл было рот, потом изобразил на лице испуг – и указал на Сару.

– Она мне все равно слова вымолвить не даст. Пусть сама и объясняет.

Сару не надо было просить два раза.

– Они хотят продавать «дезолоджи», – сказала она. – Это слово придумал, кстати, не Андреас, а Майкл. Хотя с таким же успехом можно было назвать это «идеозайн».

– Desology sounds better, – ответил Андреас. – Отдает дезинформацией и маскировкой. И одновременно наукой. Вместе получается игра.

– А что это такое – «дезолоджи»?

– Идеология вместе с дизайном, – сказала Сара. – Дизайн, являющийся идеологией. Идеология, хитро продвигаемая через дизайн. Новый шлем Кайло Рена. Короче, вот это…

И она снова кивнула на висящего на стене анархипстера.

– Они хотят разрабатывать идеологический дизайн, который будет раскрывать себе навстречу человеческое сердце, а потом закачивать в это сердце культурный код, полезный для больших корпораций.

– А можно пример такого дизайна? – спросила я.

– Можно. Вот эта яхта. Она как бы продвигает идею, что в нашем мире можно быть отрешенным психоделическим романтиком с чистой совестью – и бороздить моря на кораблике за пятьдесят лямов.

Мне, кстати, при виде раскраски пришло в голову именно это.

– А какой идеологический дизайн купят большие корпорации? – спросила я.

– Ну как какой. Отсутствие всякого внешнего надзора за их деятельностью, поданное потребителю как благородный анархизм, офшорная коммуна, мульти-культи с ганджей, свобода от полицейского гнета и левизна… Вот эти самые анархо-эмодзи для айфона. Это, конечно, подло. Но пока недостаточно подло, чтобы убедить инвесторов.

– Почему? – спросила я чуть заплетающимся языком. – Это вполне достаточно подло. Во всяком случае, на первый взгляд.

Сара нравилась мне. Еще мне нравился Фрэнк, но он пока не произнес ни слова – только сосредоточенно вертел косяки. Интересно, думала я, Мэй его девушка? Или кто-нибудь из трех парней – его бойфренд?

– Подлость – только полдела, – ответила Сара. – Нужна новизна. А здесь нет ничего нового. Современная американская культура – это корпоративный хамелеон, для которого не то что нет ничего святого, для него святым на пятнадцать минут может стать что угодно. Андреас опоздал на полвека. Вот самого Джона Леннона он, может быть, еще удивил бы. А сейчас… Весь идеологический символизм украден, апроприирован и доступен в любых смесях. Стартапы здесь никому не нужны.

– Но есть еще и элемент свежего дизайна, – вяло возразил Андреас.

Я вдруг обратила внимание на майку Сары. Это была обычная белая футболка со словом «Google», составленным из разноцветных букв, которые обычно видишь на стартовой странице поисковика. Это я заметила сразу – но только теперь прочла надпись правильно: «Goolag».

Однако. Возможно, Сара и была главным вдохновителем проекта, несмотря на свою саркастическую критику. Или – дошло до меня наконец – такая самокритика была просто элементом идеологического дизайна.

Мои новые знакомые уже забыли про меня. Минут десять они обсуждали концепт LGBTQIA+ – дружественного лимонада «Spride». Потом заговорили про назревший переход от «Burning Man» к «Burning Woman», или даже сразу к «Burning Person» – чтобы учесть все-все. Кто-то со слезой в голосе предложил «Burning Person of Color»[4], но идею зашикали – добрый сердечный посыл был понятен, но мешали исторические аллюзии.

– Примут за Ку-клукс-клан, – объяснил мне Майкл. – Диалектика прогресса…

Я уже не понимала, о чем они говорят.

– А что это за «Burning Man»?

– Такое культурное событие-селфидром, – ответила Сара. – В пустыне собирается самая подлая буржуазия планеты, перед ВИП-палатками поджигают большое фанерное чучело человека, и корпоративные анархисты с имперскими сварщиками принимают романтические позы…

Больше вопросов я не задавала, и Сара начала яростно спорить о чем-то с Майклом.

Я вспомнила, что Майкл назвал ее «милая» – похоже, они были любовниками. Сара определенно казалась круче своего бойфренда. Раз так в пять. Может быть, даже семь – от запаха травы я постоянно сбивалась со счета.

Наконец Сара взяла Майкла за руку и увела его из каюты. Докурив косяк, следом отправились Раджив с Мэй.

– Куда они все? – спросила я.