Непобедимые скифы. Грозные сарматы

Кауне не спалось. Мысли об Умабии навязчиво лезли в голову девушки. Она пыталась гнать их от себя, но чувство, поселившееся в ее душе, не отпускало. Оно же порождало нечто похожее на ревность, проявившуюся в тот миг, когда она узнала, что Умабий женат на Торике, дочери предводителя верхних аорсов. Некоторую обиду вызывало и его невнимание к ней с той поры, как корабли покинули Танаис. Кауна, желая отвлечься от дум, смущавших ее девичью душу, встала и, осторожно перешагивая через спящих на палубе воинов, подошла к борту. Побыть в одиночестве ей не удалось. Стоящий на страже боспорский воин заметил девушку. Сарматка с каштановыми волосами давно приглянулась ему. В начале пути он не делал попыток завести с ней знакомство, опасался ее соплеменников, среди которых могли оказаться те, кому она небезразлична. Но плавание продолжалось, и не было заметно, чтобы кто-то из аорсов или боспорцев уделяет ей особое внимание. Сама сарматка производила впечатление неприступной, лишь иногда позволяя себе общение с римлянином Квинтом. Но в один из дней ему показалось, что она посмотрела в его сторону с интересом. Он ошибся.

Страж окинул палубу взглядом; все спали. Боспорец прислонил копье к мачте и подошел к девушке:

— Скучаешь, красавица? Не спится?

Кауна ответила молчанием, она даже не повернула голову в его сторону. Это несколько оскорбило и обескуражило его. «Притворяется недотрогой», — подумал боспорец и решил действовать более напористо:

— Я знаю, что тебе надо. Поцелуй телохранителя боспорских царей развлечет любую красавицу. — Рука стражника обняла стан девушки. Кауна резко повернулась к нему лицом, в тот же миг ее колено врезалось в пах боспорца. Стражник согнулся, взвыл от боли. В следующее мгновение ноги стражника оторвались от палубы, и он оказался за бортом.

Моряки и воины со смехом втащили на палубу боспорца, охлаждавшего чрезмерный любовный пыл в соленой воде Эгейского моря. Разбуженный шумом Котис отчитал нерадивого стражника и предупредил всех остальных воздержаться от притязаний на телохранительницу Умабия. Он пообещал, что нарушитель приказа будет иметь дело с ним.

Кауна безучастно стояла в стороне, будто все, что происходило, совершенно ее не касалось. Лицо, освещенное светом факелов, зажженных встревоженными воинами, казалось высеченным из камня. Умабий подошел к девушке. Все время путешествия его непреодолимо тянуло к ней, но он сдерживал себя, считая неудобным общение с личным телохранителем на глазах Котиса и остальных воинов. Но сейчас это было к месту. Взяв Кауну за запястье, он спросил:

— Боспорец обидел тебя?

— Нет. — Кауна вырвалась, пошла на нос корабля. В ее голосе, жесте Умабий почувствовал обиду. Но она не огорчила его, в ней он уловил что-то необъяснимо особенное. Именно теперь он понял, что небезразличен этой гордой и своенравной девушке.

Сзади подошел Котис, тихо изрек:

— Я вижу, табун твоих мыслей стремится к источнику любви, но смотри, чтобы тропа разочарований не привела тебя в долину душевных мук…

* * *

Утро наступившего дня было пасмурным. Принесенные греческим богом Бореем тучи низко стелились над землей, задевая вершины близлежащих гор. Казалось, опустись еще ниже, эти клубящиеся темно-серые гиганты переломают все мачты кораблей, стоящих в водах пирейского порта. Буря стремительно надвигалась. Умабий наблюдал, как рыбацкие суденышки возвращаются с моря и спешат спрятаться от непогоды. Среди них он различил знакомый силуэт. Тот самый корабль, который он видел входящим в бухту Византия. Котис на вопрос о принадлежности судна ответил, что оно принадлежит купцу Фотию, давнему сопернику Ахиллеса Непоседы. Фотий много лет, как и Ахиллес, поставлял ко двору пантикапейских царей иноземные драгоценности, оружие и различные диковины. Котис добавил, что каждый год в это время Фотий отправляется в римский город Бурундзий, где уже много лет с разрешения тамошнего префекта торгует с италийскими купцами. Его удивило, почему проворный в торговых делах купец не присоединился к посольству, плывущему к берегам Италики. Плавание в составе кораблей Котиса было бы для Фотия более безопасным.

Надвигающийся ли шторм загнал в гавань корабль или посещение Афин было задумано купцом, этого ни Котис, ни Умабий не знали. Это знал Харитон, именно по его настойчивой просьбе Фотий привел корабль к Пирею.

Погода портилась, свинцовые тучи разродились проливным дождем. С погодой портилось и настроение Умабия, отчаявшегося попасть в этот день в Афины, но боги сжалились над ним. Ближе к полудню небо посветлело, ветер стих, Котис, Умабий и Горд, охраняемые двумя боспорскими воинами, Кауной, Квинтом и в сопровождении проводника, предоставленного властями города царственной особе, отправились осматривать Афины. Части моряков и воинов позволили сойти на берег.

* * *

Харитон издали, лишь взглядом, проводил Котиса и его друзей. За ними он не последовал, его интересовали те, кто сошел с корабля после них. Ему нужен был свой человек на судне, который мог бы рассказать обо всем, что там происходит. Такой человек нашелся.