Непобедимый интроверт

Время шло, и я стала считать себя тихоней: она всегда молчит и все делает украдкой. Много раз бывало, что я говорила, а никто не реагировал на мои слова. А потом кто-нибудь другой мог сказать то же самое, и к его словам относились с вниманием. Мне стало казаться, что в моей манере говорить было что-то не так. А в другой раз, когда люди слышали, как я говорю или читаю то, что написала, они смотрели на меня с выражением крайнего удивления. Подобное случалось так часто, что этот взгляд я узнавала сразу. Казалось, они хотели сказать: «Ты это написала?» Их реакцию я воспринимала со смешанными чувствами: с одной стороны, мне нравилось, что меня признавали, а с другой – я ощущала, что внимания было как-то слишком много.

Общение с людьми тоже вносило много смятения. Мне нравилось быть среди людей, и людям я как будто нравилась, но сама мысль о необходимости выходить из дому приводила меня в ужас. Я расхаживала взад и вперед, размышляя, идти на прием или вечеринку или нет. И наконец пришла к выводу: я – социальная трусиха. Иногда я чувствовала себя неловко, стесненно, а иногда все было в порядке. И, даже прекрасно проводя время в обществе, я поглядывала на дверь и мечтала о том моменте, когда наконец смогу надеть пижаму, залезть в постель и расслабиться с книжкой.

Еще одним источником страданий и разочарований была нехватка энергии. Я быстро уставала. Мне казалось, что у меня нет той выносливости, которой отличались все мои друзья и члены семьи. Уставая, я медленно ходила, медленно ела, медленно говорила, делала мучительные паузы в разговоре. В то же время, если я отдохнула, то могла перескакивать с одной мысли на другую с такой скоростью, что собеседники не выдерживали натиска и искали возможности ретироваться. И действительно, находились люди, которые считали меня исключительно энергичной. Поверьте, это было совершенно не так (и до сих пор не так).

Но, даже следуя вперед медленным шагом, я брела и брела вперед, пока в большинстве случаев не добивалась того, чего хотела в жизни. Прошли годы, прежде чем я поняла, что все мои непонятные противоречия на самом деле имели смысл. Я была обычным интровертом. Это открытие принесло мне такое облегчение!

Вступление

Демократия не сможет выжить, если ее не будет направлять творческое меньшинство.

Харлан Ф. Стоун

Помните, как в раннем детстве мы сравнивали пупки? Тогда считалось, что лучше быть «внутренником», чем «внешником». Никому не хотелось иметь торчащий пупок, и я радовалась, что мой сидит внутри живота.

Позже, когда слово «внутренник» у меня в голове заменилось словом «интроверт», а «внешник» трансформировался в «экстраверта», ситуация изменилась на противоположную. Экстраверт был «хороший». Интроверт – «плохой». И поскольку, как бы я ни старалась, мне не удавалось приобрести качества экстраверта, я стала думать, что со мной что-то не так. Мне многое было непонятно в себе. Почему я чувствовала себя подавленной в обстановке, вызывающей восторг у других? Почему, делая что-то вне дома, я чувствовала, как будто мне не хватает воздуха? Почему я ощущала себя рыбой, выброшенной из воды?

Наша культура высоко ценит и вознаграждает экстравертные качества. Американская культура зиждется на твердых устоях индивидуализма и важности высказывания гражданами своих мыслей. Мы ценим действие, скорость, конкуренцию и энергию.

Неудивительно, что люди обороняются против интровертности. Мы живем в условиях культуры, которая негативно относится к размышлениям и одиночеству. «Выходить из дома» и «просто делать» – нот идеалы нашей культуры. Социальный психолог д-р Дэвид Майерс в своей книге «Погоня за счастьем» говорил, что счастье – это вопрос обладания тремя качествами: высокой самооценкой, оптимизмом и экстравертностью. Д-р Майерс основывал свои выводы на тех исследованиях, которые «доказывали», что экстраверты «счастливее». Эти исследования исходили из того, что участники должны соглашаться пли не соглашаться с такими утверждениями, как: «Мне нравится быть с другими людьми» и «Другим со мной интересно». Интроверты описывали счастье не так, как экстраверты, поэтому возникло предположение, что они несчастны. Для них заявления типа «Я знаю самого себя», или «Мне хорошо в том качестве, в каком я есть», или «Я свободен идти собственным путем» являются признаками удовлетворенности. Но их реакции на подобные утверждения не спрашивали. Должно быть, вопросы для этих исследований разрабатывал экстраверт.

Если подразумевается, что экстравертность – это естественный результат здорового развития личности, то интровертность не может быть не чем иным, как «опасной противоположностью». Получается, что интроверты не могут добиться соответствующей социализации. Они обречены на несчастье общественной изоляции.