Непобежденная крепость

Исполнилось ему тогда 50 лет, но словно и не было их – в непроницаемых сумерках времени скрылась прежняя жизнь. Едва только взял Ермолай в руки чудотворный образ, спала пелена с глаз русских людей – и сразу во всей духовной мощи явился перед ними облик великого святителя, будущего патриарха Гермогена.

Почти все его святительское служение приходится на годы смуты, и подвигом был практически каждый день земной жизни человека, избранного для своего святительского подвига самой чудотворной иконой Божией Матери Казанской.

В сане митрополита Казанского, в храмоздательных трудах встретил святитель роковой 1605 год, когда 13 апреля от апоплексического удара – кровь хлынула изо рта, носа, ушей – умер царь Борис Годунов.

Трон перешел к его сыну Федору, но 1 июня, поднятое посланцами Лжедмитрия, в Москве вспыхнуло восстание. Патриарха Иова, не признавшего самозванца, свели с патриаршества, а юного царя Федора удавили.

20 июня 1605 года Григорий Отрепьев торжественно въехал в Москву. Князь Богдан Бельский, бывший опекун сыновей Иоанна Грозного, торжественно поклялся, что Отрепьев – царевич Димитрий, мать убитого царевича Димитрия, Марфа Нагая, признала в самозванце своего спасенного сына…

Можно понять, чем руководствовались эти люди.

Одни лжесвидетельствовали из страха, другими руководила ненависть к Годуновым, третьи рассчитывали на щедрую награду Лжедмитрия.

Однако чем бы ни руководствовались они, ложь не могла сделаться правдой, и, настаивая на своем, люди оказывались поражены духовной слепотой и уже не могли разобрать, в какую пропасть ведут и страну, и самих себя. За спиною Григория Отрепьева стояли Польша и весь католический мир Запада. Есть свидетельства, что, еще находясь в Польше, Отрепьев тайно принял католичество. Страшная угроза нависла тогда уже не только над престолом, но над самой православной сущностью нашей страны. И этого-то и не желали замечать обуянные жадностью московские вельможи.

Но не все русские были поражены слепотой. Многие различали надвигающуюся опасность и открыто встали на пути ее.

Митрополит Гермоген оказался в числе их.

Когда самозванец обратился к иерархам Церкви с просьбой не настаивать на переходе Марины Мнишек в православие, возвысил голос митрополит Гермоген.

– Непристойно христианскому царю жениться на некрещеной! – сказал он. – Непристойно строить римские костелы в Москве. Из прежних русских царей никто так не делал.

Великою силою обладает слово правды. Бесстрашно произнесенное, оно легко разрушает все хитросплетения лжи, возвращает зрение людям ослепшим, когда вокруг все выкрикивают лживые утверждения. Когда прозвучал глуховатый и несильный голос Гермогена, ясно увидели все, кто посажен ими на московский престол. Свидетельства Богдана Бельского и Марфы Нагой могли обмануть только тех, кто хотел обмануться… Страшен был гнев, который обрушил самозванец на Гермогена. Приказано было сослать митрополита назад в Казань, снять с него святительский сан и заточить в монастыре.

Однако Господь не допустил исполнения этого приказа.

17 мая восставшие москвичи выволокли Лжедмитрия из Кремлевского дворца и убили, а тело бросили в грязи посреди рынка.

Но непрочною оказалась и новая династия.

Еще не закопали у обочины дороги тело Григория Отрепьева, а уже поползли слухи, будто Лжедмитрию удалось бежать. Скоро объявился и новый самозванец – Богданко, крещеный еврей из Шклова.

И воистину Божий промысел видится в том, что рядом со «слабым» царем Василием Шуйским встал, словно бы высеченный из гранита, патриарх Гермоген.

Несколько раз силою своего святительского слова укрощал он междоусобную брань, однако бояр, вступивших на путь предательства Родины, укротить не удалось и ему.

Ладно бы Марина Мнишек, которая признала в шкловском еврее Богданко своего убитого мужа. Но в Тушино возникла и своя Боярская дума, в которую вошли князья Л.Т. Трубецкой, Д.М. Черкасский, А.Ю. Сицкий, М.М. Бутурлин, Г.П. Шаховский.

Ростовский митрополит Филарет Романов принял в Тушино сан патриарха.

Тогда Гермоген собрал в Успенском соборе купцов и бояр, умоляя их не наживаться на народной беде. Но сердца богатеев оказались глухи к призыву архипастыря о милосердии.

Страшная слепота поразила московских бояр.

Видели глаза, кого выбирают в цари, но не разбирали бояре, что делают, не ведали, что творят.

Они заключили с гетманом Жолкевским договор, чтобы пригласить на русский трон королевича Владислава, и открыли полякам ворота Кремля. Казалось бы, что может сделать один человек? Но необорима его сила, если он вооружен верой. Твердо, как скала стоял Гермоген, и ни хитростью, ни угрозами не удавалось предателям добиться от него уступок.

И вот полетели из Москвы в большие и малые города грамоты Гермогена.

И услышала эти слова Россия.