Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

– Ты слишком худая! У тебя ни груди, ни задницы! Фигура ребенка, рожать не можешь! Зачем я все еще держу тебя?!

Каким-то чудом Олег прожил в подвале еще четыре месяца. Мы обе видели, что он очень слаб и жизнь в нем едва теплится. Но Лена не могла с ним расстаться, а Виктор не требовал, чтобы мы отдали ребенка. Похоже, он хотел, чтобы Лена сама приняла решение. Конечно, ей не хотелось, чтобы ребенок рос в камере или умер от голода и страданий. Когда мы окончательно поняли ужас ситуации, мы решили, что нужно просить Виктора забрать ребенка. Без света, нормального питания, свежего воздуха и ухода Олег долго не протянет, а мы не могли их ему дать.

Приняв решение расстаться с малышом, мы придумали и план спасения. На крохотной бумажке мы написали наши имена и мольбу о помощи и зашили эту бумажку в одежду малыша. Нам было легче расстаться с ребенком, видя в нем посланца, способного спасти нас от бесконечного кошмара. Когда Виктор в следующий раз пришел заниматься сексом, мы попросили его отнести Олега в безопасное место, где о нем позаботятся. Виктор молча забрал ребенка. Через несколько дней он показал нам статью в местной газете:

Вчера в жилом доме в Скопине был найден младенец. Прокурор города заявил журналистам, что ребенка нашли на полу на лестничной клетке. Когда малыша привезли в больницу, врачи были потрясены. Младенец походил на старика и еле дышал. Хотя ему явно было около четырех месяцев, его рост составлял всего 55 сантиметров, а весил он не больше 2,4 килограмма. Примерно два года назад в Скопине уже произошел подобный случай – был обнаружен брошенный младенец. В обоих случаях милиция разыскивала родителей, но розыски ни к чему не привели.

Виктор так и не сказал нам, обнаружил ли он нашу записку. Мы долго ожидали спасения, молились, чтобы милиция начала действовать. Но прошла неделя, а ничего так и не произошло. Наша надежда угасла. Наверное, Виктор нашел записку, но решил помучить нас, ничего не сказав. Тщетно ожидая спасения, мы погружались в глубокое отчаяние. Нам стало еще труднее верить в то, что когда-нибудь кошмар закончится. Наступила осень. Мне исполнилось семнадцать. В день рождения Виктор позволил мне посмотреть из люка на звездное небо и целый час дышать свежим воздухом.

Через несколько месяцев Лена сказала мне, что беременна третьим ребенком. Я отнеслась к этому спокойно. Теперь меня трудно было шокировать. Я начала привыкать к своему ужасному положению и перестала тратить эмоциональные силы на происходящее. Все было неважно – нужно было просто жить и надеяться, что когда-нибудь удастся бежать. Из трех лет, проведенных в камере, Лена бо́льшую часть времени была беременна. Я привыкла видеть, как растет ее живот, и ждать рождения ребенка. Лена дала мне очень важный урок. Хотя отцом ее детей был безумный маньяк, она все равно любила несчастных малышей. В их личиках мы не видели лица нашего мучителя. Мы видели двух невинных ангелочков, доверенных нашей заботе. Я начала понимать, что значит быть матерью. И теперь я особенно остро чувствовала, какую ужасную боль причинило мое исчезновение маме. Это ощущение укрепило мою решимость непременно вырваться из заточения, обнять маму, успокоить и пообещать, что я никогда больше не пропаду. Я чувствовала, что она каждый день молится за меня, верит, что я жива и что когда-нибудь я вернусь. Что бы ни делал наш мучитель, я никогда не позволяла ему лишить меня мечты увидеть мою маму. А для этого я должна была изо всех сил стараться сохранить рассудок. Каждый день я погружалась в воображаемый мир через творчество, занималась зарядкой или смотрела телевизор. Особенно мне нравились прямые эфиры. Сознание того, что я вижу происходящее именно в этот момент, позволяло мне чувствовать себя частью реальной жизни. Я даже пыталась представить, что непосредственно наблюдаю за происходившим по другую сторону экрана. Телевизор был нашим окном во внешний мир – средством связи с нормальной, обыкновенной жизнью. Мы с Леной решили никогда его не выключать. Ложась спать, мы лишь убавляли звук, и мир продолжал жить без нас.

Стокгольмский синдром

Карстэн Графф

– Сколько раз Виктор травил вас слезоточивым газом? – спросил я как-то вечером, когда мы с Катей общались в интернете.

– Раз шесть или семь, – ответила она.

– Он распылял газ, когда в камере находились младенцы?

– Он делал это пару раз, когда Лена была беременна, – написала Катя, – но при детях такого не было.