Непобежденная

Он обнял ее сильнее и губами приоткрыл ей рот. Напрасно Ида пыталась остаться бесстрастной — его горячее дыхание опалило ее, его язык проник внутрь, и она словно растворилась в долгом, доводящем до изнеможения поцелуе. Когда он наконец оторвался от ее губ b начал целовать шею, Ида лишь покорным и томным движением повернула голову, отдаваясь этой пьянящей ласке. Но тут же снова рванулась в сторону, пытаясь пробудить в себе остатки разума.

— Вы… вы пришли забрать наши земли и завоевать мой народ, — задыхаясь, проговорила она. — И поэтому считаете себя вправе обесчестить любую девушку, на которую положили глаз! Да? Ведь так?! — Она почувствовала, как желание уступает место прежней ярости, и это обрадовало ее и одновременно почему-то огорчило.

Дрого посмотрел на нее, прищурив глаза:

— Многие уже видели, что ты моя пленница, и не сомневаются в моих дальнейших намерениях насчет тебя. Но ни у кого из них не поднимется рука бросить в тебя камень: ты всего лишь слабая женщина, которая имела несчастье оказаться в месте высадки вражеской армии.

Ида молча отвернулась. Дрого, потянув одну из завязок ее ночной рубашки, начал постепенно стягивать ее вниз, покрывая легкими поцелуями шею, плечи и ложбинку между грудями. Он изо всех сил сдерживал дрожь неистового желания, старался, чтобы его действия не спугнули Иду. Говорить же с ней о том, правильно ли он поступает, он больше не мог да и не хотел, поскольку твердо знал, что поступает неправильно.

— Женщина не должна делить ложе с врагом! — продолжала меж тем Ида. — Ее долг — убить его, когда он спит и безоружен. Иначе ее сочтут предательницей и жестоко осудят.

— Интересно, берут ли эти судьи в расчет то, что сердце женщины может принадлежать этому врагу? Или что враг хочет завоевать его? — Дрого внимательно вгляделся в ее лицо. — Твое сердце кому-нибудь принадлежит?

— Нет. Я вдова.

— Значит, у меня не будет соперника.

Он мягко накрыл ее груди своими широкими ладонями, легонько касаясь большими пальцами отвердевших сосков, а затем, приподнявшись, начал ласкать языком каждый из розовых напрягшихся бугорков. Ида вскрикнула и обхватила его плечи. Дрого быстро снял с нее ночную рубашку. Ида повернулась к нему, стараясь прижаться к его телу как можно теснее.

Голова у нее кружилась; забыв обо всем, она отдалась его ласкам и поцелуям, которые открывали ей все новые и новые истоки наслаждения. Ее руки жадно скользили по его сильному, мускулистому телу, она становилась все покорнее, все горячее в ответных ласках. Сейчас ей казалось неважным, что человек, даривший ей сказочное блаженство, — норманн, враг; ею владела лишь одна мысль — он красивый, сильный и желанный, и эта мысль заставляла ее сердце учащенно биться, делала ее объятия все нетерпеливее и жарче.

Дрого тоже испытывал страсть такой силы, что с трудом боролся с желанием наброситься на Иду и немедленно войти в нес. И все же он продолжал сдерживать себя, стремясь вызвать у Иды еще большее возбуждение. Эта ночь должна стать для нее поистине восхитительной, полной такого упоения, что потом ей захочется повторять вновь и вновь.

Он стал покрывать все ее тело быстрыми, жгучими, как укусы, поцелуями, шепча ласковые слова, поглаживая ее упругую гладкую кожу и нежно обводя рукой тугие холмики ее грудей и округлый живот. Когда возбуждение, с которым Ида уже не могла совладать, казалось, дошло до предела, ее охватила какая-то странная истома, почти изнеможение. Когда Дрого коснулся средоточия ее женственности, Ида, глухо застонав, раскинула ноги, отдаваясь самой смелой ласке. Почувствовав, что Ида готова принять его, Дрого, приподнявшись, начал медленно входить в нее. Вдруг Ида вздрогнула и крепко сжала губы. Дрого с удивлением почувствовал, что ему мешает препятствие, которого у вдовы быть никак не могло. Решив, что ошибся, он сделал резкий рывок, но тут же остановился — Ида вскрикнула и вся сжалась, тело ее напряглось и как будто окаменело. Немало озадаченный, Дрого прекратил свои попытки, чтобы успокоить девушку и постараться снова разжечь в ней внезапно угаснувшее желание.

Боль отрезвила Иду; словно вынырнув из глубины всепоглощающего блаженства, она отчетливо осознала всю безрассудность и непозволительность своего поведения. Ее охватил жестокий стыд. Как она могла? Отдать себя мужчине, которого она едва знает, и не просто мужчине, а врагу, завоевателю!

Дрого провел пальцами по бархатистой коже ее округлого плеча, затем коснулся ее груди, живота. Она перехватила его руку — и вдруг задрожала. Восхитительный жар желания охватил ее с новой силой, и через несколько мгновений все сожаления о потерянной девственности отлетели прочь.

Выгибаясь всем телом под тяжестью желанного ей мужчины, она вновь погрузилась в сладостное безумие, с силой прижимая Дрого к себе, чтобы он вошел в ее тело как можно дальше… Когда она судорожно обхватила его ногами, сжав их у него за спиной, Дрого понял, что больше не в силах сдерживаться и вот-вот достигнет вершины.