Непобежденная

Ида тоже почувствовала, какую власть обрели ее руки. И губы. Тело Дрого отзывалось на каждое их прикосновение, и в глубинах ее естества вспыхивал отклик. Иду охватила всепоглощающая нега; она уже не думала ни о поражении саксов, ни о своей дальнейшей судьбе. Лишь на секунду в голове ее мелькнула мысль, что своими поцелуями она не только заставила Дрого замолчать, но и погасила собственную тревогу и переживания. А затем Ида снова потонула в обжигающем потоке страсти…

Медленно освобождая его от одежды, она покрывала поцелуями его тело. Когда Дрого остался совершенно обнаженным, Ида, сначала легко коснувшись губами его шеи, стала целовать его грудь, затем живот… Она опустилась ниже, встала на колени… Дрого напрягся, словно натянутая струна, и глухо застонал. Чувствуя, что доставляет ему несказанное наслаждение, Ида и сама погрузилась в блаженство, пронзительное и пьянящее; отбросив всякую стыдливость, она продолжала ласкать его, и от этой ласки желание ее стало почти нестерпимым, тело сладко ломило, руки ослабели. Вскоре Дрого понял, что уже не в силах больше себя контролировать, и отстранил ее голову. Иду это удивило. Может быть, она была недостаточно нежна или причинила ему боль? Но, взглянув в затуманенные глаза Дрого, она поняла причину, и тогда желание разгорелось в ней с новой силой.

Она все еще была в платье. Дрого нетерпеливо рванул его, Ида помогла ему, даже не заметив, как одежда упала на пол, — она видела только его глаза, с ненасытной жадностью ласкающие ее обнаженное тело, и счастливо рассмеялась, когда он привлек ее к себе, торопливо, как ребенок новую игрушку. Дрого целовал ее руки, бедра, живот, затем он опустился на колени, и Ида содрогнулась от пронзившего ее наслаждения. Медленные движения его горячего языка разожгли в ней страсть такой силы, что Ида, сжав его плечи, вся задрожала и на миг ей показалось, что она вот-вот упадет. Она попыталась освободиться. Он прекратил свою сладостную пытку, но продолжал обнимать Иду. Выпрямившись, Дрого крепко прижал ее к себе, и их губы слились в таком глубоком и долгом поцелуе, что, закончив его, они едва смогли перевести дыхание.

Положив ладони ей на бедра, Дрого начал ласкать языком ее грудь, слегка покусывая мгновенно напрягшиеся и отвердевшие соски. Издав хриплый стон, она с силой прижала его голову к своей груди. Он приник к ней плотнее; их тела слились воедино в неудержимом порыве страсти, их объятия породили на свирепую схватку. Прерывисто дыша, Ида то откидывалась назад, то вновь прижималась к Дрого; вскоре по телу ее пробежала сладостная дрожь, Ида вскрикнула, достигнув вершины наслаждения, и услышала ответный крик Дрого. На несколько секунд ими овладело какое-то странное, словно горячечное безумие, их тела как бы жили своей жизнью, и оба они уже не в силах были владеть ими.

Утомленная, обессиленная, опав изнеможении раскинулась на постели. Дрого встал коленом на край кровати и склонился над Идой, любуясь ею в ореоле разметавшихся бледно-золотистых волос. Она постепенно приходила в себя, и перед ее мысленным взором во всей обнаженности встали картины того, что она делала с Дрого и что позволяла делать с собой. Щеки Иды покраснели. Дрого удивленно поднял брови, и она поспешно отвернулась.

— Ты не должна так смущаться, — произнес Дрого, сев рядом. Он взял Иду за подбородок и повернул ее лицом к себе. — Я надеялся, что такой восхитительный вечер повторится еще не раз, но твое смятение говорит мне обратное. Я не прав? — Он нежно поцеловал ее в губы.

— Разве нам нечего стыдиться? — упорно пряча глаза, прошептала Ида.

— Абсолютно нечего, — лукаво улыбнулся он. — Вероятно, ни один священник со мной в этом не согласится, но Господь никогда бы не осудил людей, которые любят друг друга и не стыдятся этого. К тому же тысячи любовников тысячи раз делали то же, что и мы. Уверяю тебя: если б это было грешно, Бог наказал бы их. Но… — Он поднял палец и снова улыбнулся. — Он обычно их награждает.

— Поскольку ты жил в монастыре, придется поверить на слово. Тебе лучше знать, что грешно, а что нет. Впрочем, я сильно подозреваю, что ты все это придумал, чтобы заставить меня служить твоим темным страстям.

Дрого рассмеялся, но, увидев, что она продолжает смотреть на него с подозрением, произнес:

— Я слышал это от одного монаха, который считал, что любовная страсть вовсе не грех, если обоюдна, никому не причиняет зла и не является нарушением супружеской верности.

Удивительно, но ссылка на такой авторитет, как некий безвестный монах, мгновенно успокоила Иду. Правда, в глубине ее сознания все еще тлела искра сомнения; у Иды мелькнула мысль, что их страсть не освящена церковным браком. Но в конечном счете сие обстоятельство не вредит никому, кроме нее самой, и потому Ида решила, что если это и грех, то совсем небольшой.