Непобежденные

-- Здорово, -- отвечает дядя Бак. Он объедал ребрышко и теперь, переняв это ребрышко левой рукой, правую сунул неглубоко под куртку; там за пояс впущен пистолет, который у него на кожаном нашейном ремешке, как часики у дамы. Но подъехавший не следил за его рукой; только скользнул по каждому из нас глазами, сидя на своей лошади и обе руки положив на переднюю луку седла.

-- Не возражаете, я слезу обогреюсь? -- сказал он.

-- Не возражаем, -- сказал дядя Бак.

Тот спешился. Но лошадь не привязал. Присел напротив нас, держа ее в поводу.

-- Ринго, дай гостю мяса, -- сказал дядя Бак.

Но тот не взял протянутого; сказал, что поел уже. Он сидел неподвижно на бревне, составив вместе ножки в сапожках, слегка оттопырив локти и уперев руки в колени; а руки эти маленькие, как у женщины, и вплоть до ногтей поросли шерстью, негустыми черными волосками. И смотрит не на нас, а неясно куда.

-- Я из Мемфиса еду, -- произнес он. -- Не скажете, до Алабамы далеко отсюда?

Дядя Бак сказал ему, тоже сидя неподвижно, с поросячьим ребрышком в левой руке, а правую держа по-прежнему под курткой:

-- А вы в Алабаму путь держите?

-- Да, -- ответил тот дяде Баку. -- Человека одного разыскиваю. (Теперь я поймал на себе его взгляд из-под шляпы.) По фамилии Грамби. Вы, здешние, о нем тоже, возможно, слыхали.

-- Да, -- сказал дядя Бак. -- Слыхали.

-- То-то, -- сказал чужак. Усмехнулся; в иссиня-черной бороде мелькнули зубы, белые, как рис. -- Тогда мне можно не таиться с моим делом. -- Он перевел глаза на дядю Бака. -- Я живу в Теннесси. Грамби со своей бандой убил у меня негра и угнал лошадей. Я еду за моими лошадьми. А заодно не прочь буду и Грамби прихлопнуть.

-- Ясно, понятно, -- сказал дядя Бак. -- И думаете найти его в Алабаме?

-- Да. Я дознался, что он теперь едет туда. Вчера я чуть его не взял; одного из банды поймал, но прочие ушли. Ночью они мимо вас прошли, если вы тут со вчера. Вы их по топоту должны были услышать -- они шли от меня галопом. Я у пойманного выпытал их следующее место сбора.

-- Опять Алабама? -- сказал Ринго. -- То есть обратно в Алабаму подались, по-вашему?

-- Так точно, -- сказал чужак, переводя взгляд на Ринго. -- А что, малец, Грамби и твоего украл подсвинка?

-- Подсвинка? -- произнес Ринго. -- Подсвинка?

-- Подкинь хвороста в огонь, -- велел ему дядя Бак. -- Побереги дыхание, а то нечем будет храпеть ночью.

Ринго замолчал, но остался сидеть; глаза его, в упор направленные на чужака, мерцали красноватым отблеском костра.

-- Значит, тоже гоняетесь, друзья, за тем или другим человечком? -сказал тот.

-- За тем и другим, -- сказал Ринго. -- Эб Сноупс, наверно, тоже сойдет за человека.

Так вылетело у него слово, которое не воробей. Мы сидим, и чужак сидит напротив, по ту сторону костра, держа поводья в неподвижной маленькой руке и скользя по нам своим взглядом из-под шляпы.

-- Эб Сноупс, -- говорит чужак. -- Не помню такого в числе моих знакомцев. Но Грамби я знаю. И вы за Грамби тоже, значит, устремляетесь. -Смотрит на нас, на всех троих. -- Грамби тоже ваша цель. А не опасная ли это будет цель?

-- Не слишком, -- отвечает дядя Бак. -- Мы пускай не алабамский адрес, но тоже кой-чего дознались на счет Грамби. Дознались, что Грамби отчего-то или от кого-то захворал желудком -- отрыгаться ему стало убивание женщин и детей. -- Он и чужак глядят друг на друга. -- Может, не сезон сейчас охоты на женщин и детей. А может, общественное мнение того не одобряет -- Грамби же теперь, скажем так, фигура общественная. Здешний люд притерпелся к тому, что наших мужчин убивают, и даже выстрелами сзади. Но даже янки так и не научили нас терпеть убийство женщин и детей. И, видно, кто-нибудь напомнил про это Грамби. Верно говорю?

Глядят друг на друга в упор.

-- Но ты-то, старик, ведь не женщина и не ребенок, -- проговорил чужак. Встал легким движением, повернулся к лошади, огонь костра блеснул в его глазах.

-- Пора ехать, -- сказал, расправляя поводья. Поднялся в седло, положил свои черноволосатые ручки на переднюю луку; глядит сверху на нас -- на меня и Ринго.

-- Значит, хотите поймать Эба Сноупса, -- говорит. -- Им одним и ограничьтесь, вот вам мой совет.

И повернул кобылу. Я подумал: "Любопытно, знает он, что у нее правая задняя подкова слетела?" -- и тут Ринго крикнул: "Берегись!" -- и, по-моему, сперва метнулась вскачь пришпоренная лошадь, а уж потом сверкнул выстрелом пистолет чужака; и лошадь скачет прочь, а дядя Бак лежит на земле, ругается, орет и свой пистолет из брюк тащит, и мы все трое, толкаясь, тащим этот пистолет, он зацепился мушкой за подтяжки, а мы толкаемся и тащим, а дядя Бак бранится, задыхаясь, и топот скачущих копыт глохнет вдалеке.