Непобежденные

-- Так вот оно как обернулось, -- говорит Друзилла, плача. -- Сошли туда к пиле и учат меня, что в моем положении... сочувствие и помощь... Чужие совсем; я их в жизни не видела, и чихать я на их мнени... Но ты и Баярд. Вы тоже верите этому? Что Джон и я... что мы...

Лувиния шагнула к ней. Ладонь Лувиния легла на грудь Друзиллина комбинезона -- Друзилла не успела отстраниться, -- и Лувиния обняла ее, как меня обнимала, бывало, баюкая.

-- Что Джон и я... что мы... -- рыдала Друзилла. -- А Гэвин убит в бою, а у Джона дом сожжен, разорена плантация -- и что я с ним... Мы на войну пошли бить янки, а не бабиться!

-- Да знаю я, что нет, -- сказала Лувиния. -- Тсс. Не плачь.

И вот почти и все. Женщины с этим делом недолго возились. Не знаю, миссис ли Компсон вызвала тетю Луизу по настоянию миссис Хэбершем, или тетя Луиза сама приехала, дав им короткий срок для подготовки сражения. Мы ведь были заняты другим -- Друзилла, Джоби, Ринго и я на распиловке, а отец в городе; он как уезжал с утра, так мы уже до вечера его не видели, а то и до поздней ночи. Потому что странные настали времена. Четыре года все мы -даже те, кто воевать не мог, женщины и дети -- жили одним стремлением прогнать войска янки из края; мы думали, что стоит им уйти, и все закончится. И вот они ушли, и еще до наступления лета я услышал, как отец говорил Друзилле: "Нам обещали прислать федеральные войска; сам Линкольн обещал. Тогда все упорядочится". И это говорил человек, целых четыре года водивший конников на врага, чтобы очистить Юг от федеральных войск{40}; А теперь мы будто и не капитулировали вовсе, а объединили силы с бывшим неприятелем против нового врага, чьи средства борьбы иногда были малопонятны нам, но чья цель понятна до ужаса. Так что отец с утра до ночи был занят в городе. Они отстраивали Джефферсон, подымали здания суда и магазинов; но не только этим занимались отец и другие джефферсонцы, а чем-то еще иным, -- и отец не велел нам и Друзилле ездить в город. Но Ринго улизнул как-то туда и, вернувшись, подошел ко мне.

-- А я теперь уже не -- угадай, чего? -- сказал он, поводя слегка зрачками.

-- Ну, чего? -- спросил я.

-- Я уже не негр. Меня отменили.

-- А кто ж ты теперь? -- спросил я.

И он показал мне то, что держал в руке, -- новый бумажный доллар казначейства США по Йокнапатофскому округу, штат Миссисипи; внизу там четким писарским почерком было выведено: "Кэссиус К. Бенбоу{41}, и. о. федерального исполнителя", и вместо подписи раскоряка крест.

-- Кэссиус К. Бенбоу?

-- Именно, --- сказал Ринго. -- Дядя Кэш, что был у Бенбоу за кучера, а два года назад удрал в хвосте у янков. А теперь вернулся, и его будут выбирать в джефферсонские исполнители. Потому-то хозяин Джон с другими белыми в такой сейчас запарке.

-- Негра в федеральные исполнители? -- сказал я. -- Негра?

-- Нет, -- сказал Ринго. -- Теперь негров больше нету ни в Джефферсоне, ни вообще.

И дальше рассказал мне про двух миссурийцев-"саквояжников", Берденов{42}, прибывших с полномочиями из Вашингтона, чтобы сколотить из здешних негров оплот республиканской партии, и что джефферсонцы во главе с отцом стараются им помешать.

-- Нет уж, -- сказал Ринго. -- Не кончена война, а только начинается всерьез. Раньше ты увидишь чужака и знаешь, что он янки, потому что при нем ничего, кроме ружьишка, или недоуздка, или пучка перьев от утянутой курицы. А теперь его и не признаешь даже -- вместо ружья у него в одной руке пачка этих долларов, а в другой пачка негритянских избирательных списков...

Так что мы были заняты; отец, бывало, возвратится к ночи -- Ринго и я, и даже Друзилла, только глянем на него и уже не задаем вопросов. А женщины справились со своим делом без долгих хлопот, потому что Друзилла была уже обречена и бессознательно ждала лишь последнего удара -- с той минуты, как четырнадцать дам, усевшись в коляски и пролетки, воротились в город, и до того дня спустя месяца два, когда с дороги к нам донесся громкий голос Денни и в ворота въехал фургон, а в нем тетя Луиза на одном из сундуков (доконали Друзиллу именно сундуки: в них прибыли ее платья, три года не ношенные; Ринго ни разу и не видал Друзиллу в платье до приезда тети Луизы) -- и тетя Луиза вся в трауре, и даже на ручке зонтика у нее креповый бант, -а когда два года назад мы приезжали в Хокхерст, траура на ней не было, хотя дядя Деннисон был тогда не живей, чем сейчас. Она подъехала к крыльцу и сошла, уже со слезами и с такими точно словесами, как в письмах, так что и слушать ее надо перескакивая, чтоб ухватить, уразуметь хоть с пятого на десятое:

-- Я приехала, дабы еще раз обратить к ним мольбу, орошенную слезами матери и, вероятно, бесполезную, хоть я до последнего момента молитвенно надеялась, что мне удастся оградить невинный слух и душу моего мальчика, но чему быть, того не миновать, и по крайней мере здесь мы все втроем сможем нести наш крест.