Он сунул фонарик под мышку, развернул мешок и, одной рукой держа мешок и фонарик, другой рукой стал по очереди брать птицу и складывать ее в мешок. Вспомнил о том, что прежде, как говорил казах, им надо шею свернуть, но и в мешке птица вела себя смирно.
Дома он доставал голубей по одному, сворачивал им шею и бросал в таз. Набралось их больше двадцати штук. Ощипывал он их до поздней ночи, а потом варил суп с рисом и остатками мелкой, прошлогодней картошки.
Ощипанные тушки были такими маленькими, что легко умещались на ладони. «Добытчик, – подумал он про себя с усмешкой. – Только и остается теперь, что голубей или ворон жрать».
Только сварив похлебку, он лег спать. А оставшиеся тушки положил в морозилку.
Ночью, как обычно все эти дни, Никитина опять одолел простудный кашель. Он начинался почему-то ночью, когда он ложился спать. Наверное, в положении лежа что-то происходило с легкими или с бронхами, приступы кашля так и рвались из его груди, – его буквально рвало от кашля. Этот его кашель будил всех, не давал домашним спать, за стенкой скрипела диваном Алена и недовольно, сердито вздыхала – вероятно, проснувшись, не могла уснуть. Не могла спать и жена.
Никитин и сегодня после того, как справился с голубями и сварил похлебку, достал из кладовки старенький тюфяк, бросил его в кухню и лег. Но уснуть не мог.
Вскоре вошла жена, как обычно в эти дни, в ночной рубашке, с распущенными волосами, с поджатыми губами и скорбным лицом. Положила на столик таблетки, обходя его взглядом, проговорила:
– На, выпей… А бронхолитин почему не пьешь?
– Он мне не помогает.
– Он сразу не помогает, его надо долго пить.
«Башмаки бы мне надо поменять, вот и вся проблема», – думал Никитин.
Но таблетки проглотил, а потом пил бронхолитин – приторно-сладкий сироп. А затем по жениному рецепту пил ещё противную жидкость из смешанных трав, нагретую на плите, растворяя в ней половину чайной ложки свиного сала.
Уснул он уже под утро.
– Папочка, – удивлялась Полина, когда он проснулся. – А почему окорочка такие маленькие?
– Это, Поля, не окорочка, это цыплятки. Маленькие такие цыплятки.
– Цыплятки? – озадачилась дочь. – А какие цыплятки?
– Цыплятки – это детки курочек. У курочек есть детки, которые из яичек вылупливаются, их цыплятками зовут, пока они маленькие. Ты же видела их в своих книжках.
– А где ты их взял?
– Купил на базаре.
– А почему ты не купил окорочков?
– На окорочка денежек не хватило. А цыплятки тоже вкусные. Ешь супчик с цыплятками.
И ещё два вечера подряд Никитин с фонариком, монтировкой и мешком забирался на тот же чердак, заготавливая «цыпляток» впрок, чтобы хотя бы этого «мяса» хватило на несколько недель. А может, и на месяц. Уж не до жиру.
IV
Познакомились они с Катей немногим более трех месяцев назад на заводской вечеринке перед Новым годом, куда Никитина затащил приятель, Алексей Волохов, с которым Никитин пел когда-то в русском народном хоре при дворце культуры авиазавода. Случилось это после товарищеской выпивки в гараже, в компании бывших сослуживцев, куда Никитина пригласил Алексей прослушать двигатель его «Жигулей». В этом Никитин слыл в своем кругу специалистом. Никитин запомнил этот день на всю жизнь – двадцать седьмое декабря.
– Давай заглянем, а? – говорил приятель, когда они шли мимо дворца, возвращаясь по домам. – Сегодня там, по-моему, праздничный вечер.
– Да ты что? Мы же не одеты, – отговаривался Никитин. – И с деньжатами негусто.
– Ерунда, у меня есть деньги. Я твой должник.
– А что там делать? – недоумевал Никитин, пожимая плечами. – Я уже давно в таких местах не бывал.
– Идем, хоть развеемся немного, – уговаривал приятель, забирая его под руку. – Может, еще кого-нибудь из наших ребят там встретим. Вспомним старые добрые времена.
– Да сколько уж можно вспоминать? Сегодня и так весь вечер вспоминали.
– Ну, тогда идем, вспомним молодость, как дурака мы тут валяли! – настаивал Волохов.
Заводской дворец культуры светился праздничными новогодними огнями, весело бежавшими по его периметру. Над парадным входом, где мигавшие огоньки изображали новогоднюю елку, горели ещё другие огоньки: «С Новым, 1998 годом!» На дворцовой площади светилась разноцветными огнями большая нарядная, живая елка, возле которой был залит каток, и на нем кружилась на коньках детвора, и играла музыка. В больших окнах второго этажа дворца перемигивались разноцветные огни, и оттуда доносилась громкая музыка. И все это так и манило, так и звало к себе на праздник, отдаться во власть предпраздничного, бесшабашного веселья!
И Никитин сдался. Они купили входные билеты и вошли во дворец, сдали верхнюю одежду в гардероб и поднялись на второй этаж. Здесь веселье было уже в разгаре, зал был битком забит. Столики, стоявшие вдоль стен танцевального зала, располагались очень тесно друг к дружке. Свободных мест за ними не было.
– Теснота-то какая! – проговорил Никитин. – Не протолкнешься!
– Пойдем все же и поищем свободные места за столиком. Может, повезет, – предложил приятель.