«Совершенно верно, – подумал Катон. – Непривычные к длительным маршам хуже всего чувствуют себя в начале, но потом привыкают».
– Похоже, нашим друзьям-гвардейцам не хватает хорошей тренировки.
– Тогда они попали в нужное место и к нужным людям, – ответил Макрон, закрывая таблички и убирая в сумку. Достал кусок вяленого мяса, оторвал зубами небольшую полоску и принялся жевать. Катон дождался, пока он проглотит, и заговорил снова:
– Что о них скажешь?
Макрон почесал засаленные волосы, раздумывая.
– Тренировка и дисциплина хорошие. Как и боевой дух. Они твердо верят в то, что они лучшие воины во всей армии. Конечно, имеют на это право, учитывая, что их отбирали из легионов в награду за отвагу в бою и хорошую службу. Даже те, кого сразу назначили в гвардию, отбирались за рост и силу. Так что им следует быть хорошими воинами.
– Но…
Макрон улыбнулся.
– Но я все равно предпочел бы ребят из Второго легиона Августа, по-любому. Без постоянного участия в боях, в сложных условиях, так, как мы воевали на границе, даже лучшие со временем теряют кондиции.
– Точно.
– В любом случае, у всех их будет шанс доказать, чего они стоят, и очень скоро.
Макрон оторвал еще одну полоску соленой говядины и яростно задвигал челюстями, чтобы размягчить мясо, высушенное до состояния кожаного ремня.
– Похоже, наш друг Цимбер не очень-то рвется увидеться с бунтовщиками. Всякий раз, как на него ни посмотрю, у него такой вид, будто он только что лизнул ссанины с крапивки.
– Стоит ли винить его за это? Его родной город разграбили бунтовщики, а потом, когда он уже думал, что он в безопасности, его заставили идти в бой.
– Будь я на его месте, я бы вернулся домой и хорошенько накостылял бунтовщикам.
– Да уж, точно, – с улыбкой сказал Катон. – А что насчет командиров? Я тоже на них поглядываю, но ты что скажешь?
– Ветераны хороши, сам знаешь. Особенно Секунд. Бывалый парень, сразу видно. Остальные тоже знают свое дело и умеют добиваться того же от своих подчиненных. В их центуриях редко бывают отстающие. По большей части они из центурии Порцина.
Макрон прищелкнул языком.
– Вот у него тяжелое дело. Тренировки не хватает, едва держит темп наравне со своими. Не удивлюсь, если завтра увижу его на телеге вместе с другими отставшими.
– Я тоже, – ответил Катон, задумываясь. – Если он не придет в норму, и поскорее, придется назначить его командиром обоза, а Пульхра поставить во главе пятой центурии.
Макрон надул щеки.
– Думаешь, стоит? Командуя обозом, он нам ничего плохого просто не сможет сделать, но если у него на уме что-то скверное, он это с легкостью сделает, имея под командой восемьдесят гвардейцев.
– Он с нами в одной лодке. Если будем держаться друг за друга, может, и выберемся живыми из этого дела. Даже Пульхр должен это понимать. Но пока что он останется там, где и был. А мы приглядим за Порцином. Если он не начнет справляться, придется разжаловать его в обоз.
– Пойдет.
Катон протянул руку за флягой и сделал изрядный глоток. Вода была теплой и не слишком-то освежала. Он закрыл флягу затычкой.
– А что насчет Петиллия?
– О, вот это настоящая загадка. Расхаживает с таким видом, будто он лицедей из театра. Аккуратно стрижет бороду, укладывает волосы, и если бы я не смотрел на него все время, то решил бы, что он подводит глаза, чтобы они казались побольше.
– Правда? – ошеломленно спросил Катон. – Не может такого быть. Ни один нормальный воин не станет такого человека слушаться.
– Нормальный – возможно, насчет гвардейцев не скажу. В конце концов, они всякого дерьма насмотрелись, ошиваясь вокруг дворца императора, какого нормальный воин за всю свою жизнь не увидит. Думаю, они к такому привыкли. В любом случае, он популярен среди своих парней. Он им нравится.
– Юпитер создал центурионов не для того, Макрон, чтобы они нравились. Он создал их грубыми и агрессивными, готовыми ради дисциплины пустить в ход жезл при любом удобном случае. Их должны уважать, да. Но любить? Когда ситуация становится безнадежной, любовь может стать делом опасным.
Макрон сморщил лоб.
– Типа чего?
– Сам не знаю. Кто знает, какие игры замыслили боги, отправляя нас сюда? Я просто хочу сказать, что не слишком здорово, когда центурион нравится своим подчиненным.
Катон подобрал камешек и бросил его в середину костра. Угли взорвались крохотным облачком искр.
– В любом случае, Петиллий крут, как и его парни. Сам настоял, чтобы нести свое снаряжение, – продолжил Макрон. – Надеюсь, что, когда придет время, он покажет умение управляться с мечом, а не желание сохранить красивые черты лица. Никогда ведь не знаешь, как скажется ужасный шрам на лице на твоей популярности у знатных дам в Риме.
Он сказал это совершенно спокойно, безо всякого намерения оскорбить, понял Катон, но все равно непроизвольно поднял руку к лицу, касаясь протянувшегося через бровь и щеку шрама. Могло ли это отвратить от него Юлию? До сих пор он не думал о шраме как об уродстве. Возможно, так и есть. Возможно, Юлия предпочла неиспорченное лицо Криста. И Катон прокашлялся с тихим рычанием.
– А что насчет трибуна?