Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Лютер работал не один; он был, если угодно, старшиной виттенбергского «переводческого цеха». «Мастеру Мартину» помогали такие искусные и прилежные «подмастерья», как Меланхтон (главный советчик в греческом языке), Аурогаллус (преподаватель древнееврейского в Виттенбергском университете), Круцигер (специалист по халдейским парафразам Ветхого завета), Бугенхаген (знаток латинской Вульгаты) и целая группа менее заметных теологов. Издание было оснащено многочисленными комментариями и иллюстрировано Лукасом Кранахом Старшим.

Об усилиях, которых стоил перевод на немецкий, Лютер в предисловии к Книге Иова, рассказывал так: «Над Иовом работали мы все: магистр Филипп, Аурогаллус и я; и что же — за четыре дня сумели осилить едва три стиха… Читатель и не подозревает, какие пни и колоды лежали там, где он нынче шагает, словно по струганым доскам, и как мы потели и трепетали, убирая эти пни и колоды с его пути». В другом месте реформатор вспоминал: «Первопричина того, что я смог найти ясный и чистый немецкий, — в моих помощниках-переводчиках. Часто случалось, что мы по две, три, четыре недели искали одно-единственное слово».

Непримиримый в теологических спорах с противниками, Лютер был поразительно терпим по отношению к критике своей переводческой работы (к ее научному филологическому корректированию, как мы сказали бы сегодня). Он шел навстречу поправкам; он искал возражений. До конца дней создатель немецкой Библии неустанно совершенствовал свое творение и созывал новые и новые «ревизионные комиссии по переводу Священного писания» (самая авторитетная из них заседала в Виттенберге в 1540–1541 годах). В результате уже при жизни реформатора в его переводе было выправлено несколько сот неточностей (к 1883 году — около трех тысяч).

Чем бы ни занимался Лютер в 1522–1534 годах, он постоянно сознавал себя «толмачом книги божьей». Это упорство и даже одержимость свидетельствовали о верности Лютера одному из определяющих принципов его раннереформационной программы.

В средние века Писание было надежно упаковано в латынь — язык клириков. Читать его могло лишь меньшинство, получившее университетскую подготовку, а толковать — одни только богословы. Даже для низшего духовенства Библия была почти недоступна. Что касается мирянина-простолюдина, то можно сказать, что папская церковь прятала от него текст Священного писания (противоречивый, многозначный, способный возжигать критические и социально-утопические настроения) примерно так же, как режущие предметы прячут от детей и людей умственно неполноценных. Недоверие папистов к самостоятельному суждению простого человека, может быть, ни в чем другом не выражалось столь определенно.

Стремление вложить Библию в руки мирян обнаруживается во многих средневековых ересях и развивается бок о бок с социально-оппозиционными настроениями. Однако реальная работа по переводу Библии обрывается на полпути (чаще всего из-за недостатка филологической культуры).

Лютер доводит дело до конца. Он вручает Писание немецкому мирянину, невзирая на предостерегающие окрики католиков и даже гуманистов, видевших в Крестьянской войне наглядное свидетельство того, что народу еще рано самому читать «книгу книг».

После крестьянского восстания Лютер-политик недоверчиво относился к народу. Однако он не опустился так низко, чтобы по примеру средневековых церковников запирать от них Библию «на латинский замок». Как ни упрям бывал реформатор в защите виттенбергского богословского мнения, он не считал его непогрешимым. Мудрость Лютера, говорил он, ничто перед мудростью, которую можно извлечь из Библии «всей общиной», в ходе длительного «благочестивого толкования». В 1534 году доктор Мартинус готов был повторить то, что провозглашал в 1520-м: «На земле не написано более ясной книги… Простая дочь мельника, ежели она верует, может ее правильно понимать и толковать».

В немецком переводе Библии Лютер видел прежде всего средство для приобщения нации к «евангелической правде». Но реальные последствия его усилий оказались куда более внушительными.

Для верующего простолюдина XVI века, будь то лютеранина, будь то католика, лютеровская Библия, если вспомнить крылатые слова Г. Гейне, стала «книгой, которая и называется Книгой» — универсальным письменным первотекстом. Прежде крестьянин или ремесленник читал разве что указы, объявления, афиши да летучие листки. Теперь он впервые читал, как читают «ученые» — пусть с трудом, пусть по слогам. Язык немецкой Библии воспринимался как «язык с большой буквы», отличающийся от разношерстной устной речи, которая меняется от места к месту, от сословия к сословию.