Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

По видимости, Лютер не выходит из круга прежней своей аргументации. На деле «Оправдательное письмо» знаменует принципиальный поворот в способе защиты. В предшествующих документах, адресованных духовной и светской власти, реформатор направлял свои упреки против доминиканских схоластов, попирающих право и правила научной диспутации. Что касается куриальных приговоров, то Лютер обычно подчеркивал, что готов безоговорочно признать их. Уже накануне аугсбургской беседы это искусственное разделение между коварными учеными противниками и объективными папскими судьями стало сознательно используемой фикцией, которая, правда, соответствовала неясной позиции курии. После иска Кайэтана Лютер отбрасывает эту фикцию и пускает в ход новую. Он отделяет куриалов от папы и подводит их под то обвинение, которое прежде относилось лишь к соратникам Тецеля.

Не менее существенно и другое обстоятельство. До ноября 1518 года Лютер противопоставлял диспут и судебное разбирательство (он требовал диспута вместо суда). В «Оправдательном письме» Лютер впервые решается поставить под сомнение процессуальные предпосылки самого судебного разбирательства («суммарного процесса о заведомой ереси»). Реформатор требует, чтобы суд веры по крайней мере не противоречил принципам академического диспута: опирался на ясно сформулированное обвинение, развертывался «состязательно», считался с заключением ученых (университетских) экспертов.

Лютер дает понять, что Рим унижает Фридриха до роли площадного экзекутора, которому не объясняют, в чем именно провинился казнимый. Вместе с тем он совершенно не желает быть оселком, на котором испытываются моральные достоинства его государя. «Чтобы не навлечь беду на вашу светлость, — пишет Лютер в заключении письма, — я объявляю, что покидаю вашу страну и отправляюсь туда, откуда милосердному богу угодно будет призвать меня к себе».

Это не было ни рисовкой, ни даже настроением минуты. Лютер твердо решил уехать в Париж, под защиту тамошнего, университета, о терпимости которого он имел самое благодушное представление. Лютер надеялся еще проповедовать и писать, покуда папская булла (он не заблуждался, что скорая) не оборвет его жизнь. 28 ноября он объявил своим опечаленным прихожанам, что скоро покинет их. Однако 2 декабря пришло письмо от курфюрста, в котором тот просил Лютера не покидать Саксонии.

«Оправдательное письмо» удовлетворило и тронуло Фридриха. 18 декабря он отослал Кайэтану вежливый, но решительный отказ.

В «добрые старые времена» такая акция светского государя повела бы к тому, что его самого немедленно обвинили бы в покрываемой им ереси. Однако в начале XVI века, в пору кризиса папской церкви, это простое правило уже не имело силы. Курии было не до оскорбленного самолюбия ее провинциальных легатов; она раскладывала новые и новые политические пасьянсы, в которых карта саксонского курфюрста получала все более важное значение.

Еще в сентябре папа Лев X счел необходимым отблагодарить Фридриха за его позицию в имперском династическом споре. Саксонскому Лису решили вручить высший знак папского благоволения — Золотую розу добродетели. Куриальные доминиканцы были с самого начала недовольны этим решением. После аугсбургского скандала их ропот усилился. Сошлись на том, что ювелирный шедевр будет отправлен в Германию, но подарен курфюрсту Фридриху лишь после того, как он согласится на уступки в лютеровском деле. Папская награда делалась инструментом торга и подкупа. Торговаться с курфюрстом поручено было двадцатидевятилетнему камер-юнкеру папского двора Карлу фон Мильтицу.

Если в лице Тецеля, Приериа и Кайэтана Лютеру приходилось иметь дело со старыми церковными жандармами, то теперь на сцене лютеровского процесса впервые появился типичный представитель куриальной дипломатической молодежи.

Мильтиц происходил из немецких мелкопоместных дворян. В духовное сословие он вступил без всякого к тому призвания или склонности и свое служение церкви рассматривал просто как выгодную должностную карьеру. Сомнительно даже, был ли он вообще человеком верующим. Окончив Кёльнский университет, Мильтиц по протекции своего дяди, видного доминиканца Шёнберга, получил должность нотариуса в канцелярии Джулио Медичи. Он быстро проник в компанию молодых кардиналов, которые оценили его за озорной скептицизм, придворную обходительность, умение пить и хорошо проводить время. Раньше, чем у него появились первые седые волосы, он обладал уже значительным состоянием, нажитым на операциях со святыми реликвиями.

Молодой камер-юнкер был допущен к обсуждению секретов церковной политики и мечтал о самостоятельной дипломатической миссии. Ему снилось посольство в Бургундии, но, на худой счет, он согласен был сделаться высоким гостем и в родных немецких землях. По ходатайству уже упомянутого Шёнберга папа делегировал Мильтица к курфюрсту саксонскому.