Неподдающиеся

Мы с репортером вышли вместе и молча разошлись по своим местам.

Русланова появилась в своем концертном наряде и направилась к стоящему на середине поля возвышению, где ее уже ждали аккомпаниаторы. Не заметив лежащих на земле проводов, она споткнулась и чуть было не упала. Но удержалась и сдавленным от волнения голосом крикнула рано начавшим вступление баянистам:

— Повторите, ребятки, еще раз!

Затем Лидия Андреевна поднялась на эстраду и запела — как всегда, прекрасно.

Каков же был краткий газетный отчет об этом концерте?

Писалось, что выступление артистки вряд ли могло удовлетворить присутствующих, так как «Русланова перед выходом хватила стакан водки, затем — пьяная — шатаясь, чуть не грохнулась на землю и в первой же песне дала петуха».

Рецензию Лидия Андреевна получила уже в Москве и сказала, показывая ее мне:

— А ты не верил, что эта поездка плохо закончится.

У Руслановой было уникальное — присущее только ей одной — страстное отношение ко всему, с чем она соприкасалась. Назову его условно «самоотдачей». В первую очередь это относится к ее творчеству, к сбору русского народного фольклора и народного юмора. Всю себя она отдавала собирательству того, что дала музыкальной культуре русская деревня.

Будучи настоящей — во всем величии этого слова — русской женщиной, хозяйкой своей родной страны, она дружила со всеми многонациональными представителями советского искусства и литературы. Но в квартире Руслановой все было только русское: посуда, мебель, картины и лучшие образцы народного творчества.

— Европу — уважаю, а Россию — люблю до боли.

Она была русской в своем крестьянском уборе, когда выходила на советскую сцену, но представляла Россию Советскую, выступая перед иностранцами.

До войны жена одного из послов государства-сателлита Гитлера осмелилась, прощаясь после приема, «преподнести» Руслановой пакет с шестью парами шелковых чулок. Лидия Андреевна улыбнулась, поблагодарила, но закончила так:

— Советской актрисе эдаких «подарков», мадам, не делают!

И тут же отдала чулки, добавив к ним сто рублей, горничной посольства, которая помогала Руслановой надеть норковую шубу.

Из нас — своих самых близких друзей — больше всех ценила Русланова Николая Павловича Смирнова-Сокольского. Любила она его за смелость суждений, за возвышенное преклонение перед русской книгой, за его всепоглощающее увлечение собирательством редчайших экземпляров отечественной библиографии, за идеальное знание всего печатного, за писательский талант и умение поделиться своими знаниями о жизни и творчестве русских художников.

Вспоминаю такой разговор. Пришел я к ней с небольшим свертком.

— Хочу тебе, Лида, подарить маленький заварочный чайник! — сказал я.

— Железный?

— Нет. Фарфоровый.

— Русский?

— Немецкий. Старинный. Красивый.

— Все равно не надо, Анисим (так звала меня только она). Зачем иноземщиной портить мою кухню?

— М-мда!.. Плохо бы тебе, мать, жилось при царе Петре! Он за такую косность боярам бороды брил!

— Ну, я — не боярин и борода у меня не растет. А русский народ, между прочим, потому царей и прогнал, что они свое — родное — презирали. Чайник ты подари Николаю (Смирнову-Сокольскому. — И. Прут.).Он чай требует каждые двадцать минут: на него посуды не напасешься!

В области вокала Русланова никогда не имела партнеров. Но с одним человеком она обожала петь дуэтом. Конечно, не в открытых концертах, а — дома, для себя и только для своих. Это был наш общий друг — Веня Рискинд, личность далеко не заурядная, фронтовик, поэт и баянист, остроумный писатель, удивительный рассказчик, любимец И. Бабеля и Ю. Олеши.

Вместе с Рискиндом, под его музыкальным руководством и с его сопровождением, исполняла Русланова сочиненную им, такую любимую ею песню: «Письмо молодого солдата».

Здравствуй, мама, родная старушка,
Я сегодня иду в первый бой.
Набросаю фашистам игрушки
И с победой вернуся домой!
А игрушек имею немало…

Или еще одну — «Огонь на меня!» Начиналась она так:

Живым остался на том берегу
Из роты — один лишь комроты…

У Лидии Андреевны, не получившей никакого специального образования, было феноменальное художественное чутье. Развивала она столь редкое качество пытливым знакомством с обширной русской искусствоведческой литературой. Многому училась, терпеливо перенося его буйный характер, у своего друга. Н. П. Смирнова-Сокольского. А уж он, поверьте мне, в этом деле разбирался досконально. И представьте себе, выучилась!

Когда ленинградские друзья Руслановой — гостеприимные супруги Нина Васильевна Пельцер и Николай Яковлевич Янет принимали нас у себя, хозяин дома, после обеда, снял со стены свое любимое полотно — это был «Пастушок» кисти великого Репина — и показал его Лидии Андреевне. Она сказала:

— Вещь, что и говорить — преотличная! Только вот ноги у мальчонки не Илья Ефимович писал.

— А кто же? — спросил, вздрогнув, владелец картины.