Читаем Неподдающиеся полностью

— Лукин — душа обороны Астрахани. В нем сосредоточены качества организатора войск гарнизона, жизни города, подъема духа его населения в совершенно, казалось бы, безнадежном положении. И при всем этом — остаться человеком! Когда я так говорю о нем, слово Человек действительно звучит гордо! Лукин, как и я, а вернее, я — как Лукин, стараюсь проникнуть в сердце каждого своего собеседника — подчиненного, противника или друга. Все, чему меня учили мои великие наставники, я использую для того, чтобы придать любому из действующих лиц наибольшее количество человеческих черт, хороших или плохих, — но правдивых, таких, чтобы самый искушенный зритель в них поверил и, возможно (для этого я и работаю!), стал бы лучше сам, стал справедливее. Театр — это школа жизни. Если актер всей душой отдается роли, если он верит тому, что и я — режиссер— отдаю ему, исполнителю, свои душу и сердце, то и зритель получит от увиденного на сцене свою вполне заслуженную долю. Когда уже идет поставленный мною спектакль, я — главным образом — слежу не за исполнителями, а за сидящими в зрительном зале. Мне непременно надо знать: доходит ли до них то, что я хотел им передать своим решением характеров действующих лиц. Поэтому для меня твой Лукин — это все самое лучшее, что создала революция! Самое яркое, чистое, бескомпромиссное. О, он — далеко не ангелочек с крылышками, изрекающий только всем осточертевшие истины, кстати достойные лишь одних тогдашних «небожителей». Нет, твой и мой, а значит — наш — Лукин весь от земли, от настоящего знания жизни, знания ее подлинной цены, разбирающийся в сущности каждого из своего окружения. Он с любым из своих постоянных собеседников и соратников говорит по-разному, на том языке, который больше всего доступен данному лицу. Да и внешне Лукин меняется — в зависимости от того, кто перед ним: бывший царский офицер, а ныне — начальник его штаба, или Ильинична — заведующая его несложным хозяйством. Он с почтением относится тут, в осажденном городе, в почти безнадежном положении, к случайно встретившемуся инженеру-мечтателю. Лукин разговаривает с ним так же уважительно, как если бы их беседа велась в мирное спокойное время — в одном из кабинетов Академии наук. И все это объясняется лишь тем, что твой герой (а его прототип был именно таковым) настоящий ленинец! Он точно знал, что после военной победы, в которую верил, наступит долгожданное мирное время, пора восстановления страны, где земля будет отдана крестьянам, а фабрики и заводы — рабочим. Он верил в то, что деревня обеспечит город питанием, а город деревню — всем необходимым. Он также верил в то, что рабочим и крестьянам непременно полное содействие окажет наша интеллигенция, что она, кстати, и делала спокон веку! Лучшие умы и специалисты станут во главе всего нашего восстанавливаемого хозяйства. И произойдет это во всех сферах — землепользования, индустрии, культуры, науки, всего того, что движет народ вперед. И при всем при этом, Лукин никому не простит преступления, даже проступка. Заметит малейшее этическое нарушение и укажет на него любому, кем бы этот нарушитель ни был. У тебя в пьесе чрезвычайно скупые ремарки. Я же стараюсь наделить Лукина реакциями, по логике и поступкам доступными только ему.А, если по правде, то подобные реакции могли бы быть и моими. Это и едва заметная усмешка, и открытая улыбка, и неожиданная задумчивость, а также — что весьма редко — и откровенный гнев. Я мог бы тебя спросить: согласен ли ты с такой моей манерой работы над ролью? Но я этот вопрос тебе не задаю: ты, автор, отвечаешь за пьесу. Я, режиссер, — за спектакль. Поэтому сразу перехожу к основной женской роли. Тетя Шура. Скажу тебе честно: тут я долго не задумывался. Вот уже почти двадцать лет она всегда рядом со мной. Если бы моя жена попала во время Гражданской войны в такую ситуацию, стала бы участницей и действующим лицом в описываемых тобой событиях, моя Анна Александровна поступила бы точно так же. Ты не подумай, что я хвастаюсь. Она действительно именно такая. Поверь: это обогатит роль тети Шуры, равно как и обогатит зрителя, сделает его чуть выше, чуть благороднее, чуть добрее, разумнее.

— И он вспомнит, этот многострадальный зритель, что существует такое понятие, как честь?

— Если оно в нем еще кое-как сохранилось, бесспорно! Следующий: Сашка-шайтан. Чекист или особист, неважно. Кого из них ты помнишь по тем временам?

— Атарбекова. И еще многих других…

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже