Неподходящее занятие для женщины. Черная башня

Таким образом, Дэлглиш после должных вежливых расшаркиваний был приглашен на ленч в «Герб герцога» — невзрачную забегаловку, расположенную в стороне от главных улиц, в полутемном переулке между лавкой торговца зерном и одним из тех характерных для провинции магазинчиков, где продаются всевозможный садовый инвентарь, жестяные ведра любого размера, поясные ванны, метлы, мотки бечевки и алюминиевые чайнички, с потолка свешиваются собачьи поводки и все пропитано запахом керосина и скипидара. Владелец паба, толстяк в рубашке с короткими рукавами, приветствовал инспектора Дэниела и сержанта Вернея не то чтобы пылко, но с явной радостью. Судя по всему, хозяин забегаловки относился к числу местных деятелей того ранга, которые могут позволить себе принимать полицейских, не боясь, что бар из-за этого приобретет дурную репутацию. Внутри паба оказалось многолюдно, дымно и шумно. Дэниел провел гостя по узкому коридору, где сильно пахло пивом и слабо — мочой. Неожиданно полицейские и их спутник оказались на залитом солнцем мощеном дворе. В середине двора росла обнесенная деревянной скамьей старая вишня, а вокруг стояло с полдюжины крепко сбитых столов и дощатых стульев. На дворе никого не было. Судя по всему, местные завсегдатаи и без того слишком много времени проводили на открытом воздухе, чтобы предпочесть эту заманчивую альтернативу дружеской атмосфере прокуренного бара, а туристы, которые оценили бы уют дворика, надо полагать, захаживали в «Герб герцога» не часто.

Не дожидаясь заказа, хозяин принес две пинты пива, тарелку рогаликов с сыром, кувшин домашнего чатни и большую миску с помидорами. Дэлглиш сказал, что будет то же. Пиво оказалось превосходным, сыр — наилучшим английским чеддером, а хлеб явно был образцом местной выпечки, а не безвкусным продуктом массового производства. Масло подали несоленое, а в помидорах чувствовался привкус солнца. Все трое ели в дружеском молчании.

Инспектор Дэниел был крепким здоровяком шести футов роста, с ежиком густых непослушных седых волос и грубоватым загорелым лицом. Судя по его виду, он уже приближался к пенсионному возрасту. Черные глаза полисмена не знали покоя и постоянно перебегали с предмета на предмет с забавным самодовольным выражением, будто он считал себя лично ответственным за состояние мира и радовался, что в общем и целом справляется со своей работой недурно. Контраст между этими беспокойными сверкающими глазами, неторопливыми движениями и протяжным сельским говором казался разительным и каким-то неестественным.

Сержант Верней уступал своему начальнику пару дюймов роста. На круглом и безвольном мальчишеском лице не читалось еще никаких следов опыта. Он выглядел совсем зеленым юнцом — классическим прототипом симпатичного мальчишки, из-за которого люди постарше вечно жалуются, что полицейские, мол, год от году все моложе и моложе. С инспектором Верней держался почтительно и непринужденно, но без тени угодливости или подхалимажа. Дэлглиш подозревал, что причиной тому — непоколебимая самоуверенность, которую сержанту стоило больших трудов скрывать. И когда Верней рассказывал о следствии по делу Виктора Холройда, Адам понял, откуда взялась такая самоуверенность. Перед ним был умный и компетентный молодой полицейский, отлично знающий и свое дело, и свою цену.

Сам Дэлглиш старательно маскировал собственный интерес к событиям в Тойнтон-Грэйнж.

— Когда отец Бэддли написал мне, я болел. А к тому времени, как я приехал сюда, он уже умер. Не думаю, что он хотел проконсультироваться со мной о чем-то действительно важном, и все же меня мучает совесть оттого, что я вот так с ним обошелся. Поэтому мне показалось, что стоило бы спросить у вас — не происходило ли в Тойнтон-Грэйнж чего-нибудь, что могло его взволновать. Честно говоря, лично мне это кажется весьма маловероятным. Я, конечно, слышал о смерти Виктора Холройда, но он умер на следующий день после того, как отец Бэддли мне написал. Хотя, может, Майкл расстроился из-за чего-то, что позже привело к смерти Холройда…