Неподкупные

– Есть у нас доказательства, гражданин Шуринов, есть. Показания гражданина Пыжова. Знаете такого?

– Не знаю. И знать не хочу.

Шуринов сидел на табуретке без наручников. Если вдруг он выйдет из себя и набросится на Ревякина, его можно будет остановить. А затем предъявить нападение на представителя власти. Как говорится, лишняя бумажка в сортире не помеха…

– А вы вспомните, как вы от Нины уходили. После того, как Ковалькова из окна выбросили. Вы, Шуринов, из квартиры, а Пыжов от своей девушки. Он видел, как вы из квартиры выходили. А вы, я так полагаю, видели его…

Шуринов наморщил лоб.

– Что-то не припомню.

– Вы не помните, а он помнит. И показания дал. Завтра официально проведем опознание…

– Вот завтра и поговорим. А сейчас я требую, чтобы вы меня отпустили!

– А если нет?

– Я так понимаю, до вас еще не дошло, с кем вы имеете дело. Придется объяснить.

– Вот и объясните нам, непонятливым, как вы додумались до того, чтобы убить своего сообщника? Из-за женщины! Вы же должны были понимать, что ваши же люди вас и проклянут. Что, в общем-то, и случилось. Кто там у вас из подчинения вышел? Котов?..

Шурин зло стиснул зубы. По больному месту Ревякин его ударил.

– Теперь вот и ваша женщина вас прокляла. Нина дала показания.

Сначала послышался скрежет зубов, а затем – крик души:

– Врешь, мент!

– Не вру. Есть протокол допроса, есть свидетельские показания гражданки Ледневой. Она подробно описала, как и за что вы убили Дмитрия Ковалькова, как избавились от трупа, как запугали ее саму…

– Это все ложь! – бледнея, простонал Шурин.

– Да нет, не ложь. Нина готова предстать перед судом и дать свидетельские показания. И Пыжов даст показания… Я понимаю, у вас банда, Федор Васильевич, вы попытаетесь воздействовать на свидетелей. Только не думаю, что у вас это получится. Нину Ледневу мы берем под свою защиту. А Пыжова взял под свою опеку хорошо вам известный законный вор по кличке Махор…

– Махор?.. Так это он придумал свидетеля?!

– Я не знаю, что он там придумал. Я знаю, что свидетель есть. И на основании его показаний мы сможем отправить вас за решетку. И Махора мы тоже закроем. А вы должны знать, чья в тюрьме власть…

– Это что, угроза? – Шуринов потрясенно вытаращился на Ревякина.

– Мы можем закрывать вас в общую камеру. А можем – в отдельную. Все зависит от того, какие показания вы дадите.

– Это шантаж!!!

– Признаваться будем или нет?

Дверь в помещение со скрипом отворилась, и полковник Измайлов стремительно переступил порог.

– И что здесь происходит? – сурово спросил он.

Богдан заметил торжество в глазах Шуринова. Что ж, Измайлов может спасти его от расправы. Если захочет. Если не побоится захотеть…

– Вот подозреваемого допрашиваем. Гражданин Шуринов подозревается в убийстве гражданина Ковалькова.

– Ковальков покончил жизнь самоубийством! – испепеляюще глянул полковник на Ревякина. Плеснул горящим напалмом и на Городового.

– Да нет, есть показания свидетелей.

– Почему я ничего не знаю?

– Так я вам сейчас объясню…

Ревякин виновато склонил голову, многозначительно посмотрел на Шуринова и взглядом показал на дверь. Дескать, наедине надо бы поговорить. Измайлов кивнул и вышел из комнаты. Следуя за ним, Ревякин закрыл за собой дверь.

– Ничего у вас не выйдет, лейтенант, – с ликующей улыбкой сказал Шуринов.

– Все схвачено, за все заплачено?

– А ты что, этого еще не понял?

– Не все так просто.

– Да нет, как раз все просто. Ваш начальник знает свое дело. Ему порядок в районе нужен, спокойствие. И прокурору тоже…

– А ты им этот порядок обеспечиваешь, да? Тарасова застрелили, Ковальков из окна вывалился…

– Так, может, на этом все и закончится? Может, дальше – мир и спокойствие?

– В тихом омуте черти водятся. Этих чертей изводить надо, тогда и на самом дне тихо будет.

– Преступность искоренить невозможно. С древних веков пытаются – бесполезно. Я тоже в свое время пытался с преступностью бороться.

– Да ну! – развеселился Богдан.

– Да. И ничего в том смешного. Я для чего, по-твоему, детей карате обучал? Чтобы они всякому хулиганью отпор могли дать. И что я получил взамен? Тюрьму?.. Так я и в тюрьме с преступностью пытался бороться. Блатные на колени меня поставить хотели – не вышло. Сам Рычаг на меня взъелся. Опустить меня хотел. А за что? За то, что я не такой, как они! Совесть у меня была, понятия о чести, справедливости. У них за душой ничего светлого, только грязь и кровь. Но ничего они со мной поделать не смогли… Я на свободу вышел. И что я узнал? А узнал я, что Рычагов на свободе и что коммерсантов он бомбит без всякого зазрения совести. А у меня знакомые среди этих коммерсантов. Пришлось заступиться… Если с процессом невозможно бороться, его надо возглавить. Вот и я решил возглавить преступность… Только моя преступность не воровская. Моя преступность на законе и порядке основывается. Я не собираюсь враждовать с милицией, как воры, я хочу вам помогать. Потому Измайлов меня понял. И ты, лейтенант, должен меня понять!

– Твои люди пистолет у меня выкрали, под убийство подставили, а я тебя должен понять, – презрительно усмехнулся Богдан.

– Ах, вот оно что!..