Я потерла лоб. Подумаешь, велика важность. Мой отец и раньше выступал адвокатом в делах убийц, и я попыталась справиться с тошнотой. Мать начала расставлять для обеда посуду, вынутую из буфета, и без причины, вообще без всякой причины, я вообразила лежащие на тарелке части человеческого тела.
Я помотала головой, чтобы отогнать эти мысли.
— Почему ты нам не рассказал? — спросила я отца.
Потом взглянула на Даниэля, гадая, почему он такой молчаливый. Он избегал моего взгляда. А! Не рассказали только мне.
— Мы не хотели, чтобы ты об этом беспокоилась. После того как… Но сейчас становится горячо, и я думаю, что случилось, то к лучшему. Помнишь моего друга Натана Голда?
Я кивнула.
— Когда выяснилось, что мы переезжаем, он попросил меня взять ради него это дело. В течение ближайшей пары недель я собираюсь дать несколько пресс-конференций. Не знаю, откуда у них мой здешний адрес… Я должен был велеть Глории выслать документ о замене одного адвоката другим прежде, чем все просочилось.
Отец рассказывал все это по большей части самому себе. И это было нормально, но мне ненавистно было то, что они обращались со мной, как с каким-то хрупким, деликатным существом. И давайте будем честными: наверное, это были не «они». Я не сомневалась, что мама (как мой неофициальный лечащий психолог) отвечала за то, какая информация до меня доходит, а какая — нет.
Я повернулась к ней:
— Ты могла бы мне рассказать, знаешь ли.
Она молча скрылась за дверцей холодильника. Я все равно продолжала, обращаясь к ней:
— Я скучаю по друзьям и… Да, ужасно, что та девочка погибла, но это не имеет никакого отношения к случившемуся с Рэчел. Ты не должна держать меня в неведении о такого рода вещах. Я не понимаю, почему ты обращаешься со мной так, будто мне два года от роду.
— Джозеф, ступай делать домашнюю работу, — сказала мать.
Мой брат как раз потихоньку ретировался из кухни и к тому времени, как произнесли его имя, почти добрался до джойстика.
— Но завтра в школе нет занятий.
— Тогда иди в свою комнату.
— Что я такого сделал? — заныл он.
— Ничего, мне просто нужно минутку поговорить с твоей сестрой.
— Мама, — вмешался Даниэль.
— Не сейчас, Даниэль.
— Знаешь что, мама? Поговори с Даниэлем, — заявила я. — А мне больше нечего сказать.
Мама молчала. Она выглядела усталой; красивой, как обычно, но усталой. Свет лампы окружал ее волосы гало.
После паузы Даниэль начал снова:
— Так вот, сегодня вечером будет вечеринка, и…
— Ты можешь пойти, — ответила мама.
— Спасибо. Я думал взять с собой Мару.
Мать повернулась ко мне спиной и переключила все внимание на Даниэля. Тот встретился со мной глазами поверх ее плеча и пожал плечами, словно говоря: «Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать».
Поколебавшись, мама сказала:
— Ночные гулянья… А наутро в школу.
Конечно, это беспокоило ее лишь тогда, когда речь шла обо мне.
— Завтра занятий нет, — ответил Даниэль.
— Где будет вечеринка?
— Саут-Бич.
— И ты собираешься все время быть там?
— Да. Я не оставлю ее одну.
Мама повернулась к отцу.
— Маркус?
— Я совершенно не возражаю, — сказал папа.
Мама внимательно посмотрела на меня. Она не доверяла мне ни секунды, но доверяла своему идеальному старшему сыну. Загадка!
— Хорошо, — в конце концов сказала она. — Но будьте дома к одиннадцати. И никаких оправданий.
Должна признать, то было впечатляющей демонстрацией влияния Даниэля. Этого было мало, чтобы заставить меня забыть, как я злюсь на маму, но все равно перспектива выбраться из дома и отправиться куда-то кроме школы подняла мне настроение. Может, сегодня вечером я смогу по-настоящему повеселиться.
Я ушла из кухни, чтобы принять душ. Горячая вода обожгла мои худые лопатки, и, привалившись к кафельным плиткам, я позволила воде обтекать мое тело. Мне следовало подумать, что я надену; не хотелось быть единственным неправильно выглядящим человеком на вечере.
Выйдя из душа, я натянула футболку и спортивные штаны, распутала крысиное гнездо мокрых волос. Рыться в туалетном столике было бы бесполезно. Как и в шкафу. Но мамин шкаф…
По большей части мама носила брючные костюмы или юбки и рубашки на пуговицах. Всегда профессиональна, американка с ног до головы. Но я знала, что где-то среди этого громадного однообразного гардероба у нее имеются одно-два сари. Вот сари могло пригодиться.
Я на цыпочках пошла в комнату родителей и приоткрыла дверь. Они все еще были на кухне. Я начала рыться в одежде матери в поисках чего-нибудь подходящего.
— Мара?
Ой.
Я обернулась. На лице матери явно читалось напряжение, кожа туго натянулась на ее высоких скулах.
— Я просто искала что-нибудь, что можно будет надеть, — сказала я. — Прости.
— Ничего, Мара. Мне бы только хотелось, чтобы мы могли…
Я сделала медленный вдох.
— А мы можем заняться этим позже? Даниэль сказал, что на дороге будет много машин, а мне еще нужно придумать себе костюм.
На лбу матери появились морщинки. Я знала, ей хочется что-то сказать, но надеялась, что в кои-то веки она откажется от беседы. Я удивилась, когда заговорщическая улыбка медленно преобразила ее лицо.
— Это костюмированная вечеринка? — спросила мама.
Я кивнула.