Закончив перевязку, доктор вывел маму в коридор. Я сосредоточилась на жгучей боли в руке, чтобы не думать, где нахожусь. По ноздрям бил запах антисептика, меня обволакивал больничный воздух. Я сжала зубы, борясь с тошнотой, и прислонилась к окну, чтобы почувствовать под щекой прохладное стекло.
Отец, должно быть, заполнял бумаги, потому что только Джозеф сидел рядом со мной и ждал. Он казался таким маленьким. И тихим. Он смотрел вниз, а его лицо… Господи. Его лицо было таким перепуганным. У меня отчаянно запершило в горле. Я вдруг поняла, в каком, должно быть, ужасе пребывал Джозеф, когда я попала в больницу в первый раз. Как ужаснул его вид старшей сестры, тонущей в больничной кровати. И вот мы снова здесь, а не прошло еще и трех месяцев.
Когда мама в конце концов вернулась в комнату, это было облегчением.
Всю дорогу домой мы молчали.
Прибыв домой, мы застали там Даниэля. Стоило мне войти, он налетел на меня:
— Мара, ты в порядке?
Я кивнула.
— Просто ожог.
— Я хочу немного поговорить с Марой, Даниэль, — сказала мама. — Через некоторое время я зайду в твою комнату.
Голос ее звучал угрожающе, но на Даниэля, судя по всему, это не произвело впечатления — его больше беспокоила я, чем что-нибудь другое.
Мама провела меня по коридору в мою комнату и села на кровать. Я пристроилась в кресле.
— Я записала тебя завтра на прием, чтобы ты побеседовала кое с кем, — сказала мама.
Я кивнула, и перед моим мысленным взором встало перепуганное лицо Джозефа. Он был всего лишь ребенком. Он и так через многое из-за меня прошел. А со всеми этими зеркалами, ожогом, смехом, ночными кошмарами, может, и вправду пора было поступить так, как хотела мама. Возможно, если я с кем-нибудь поговорила бы, это помогло.
— Доктор сказал, чтобы получить ожог второй степени, ты должна была держать руку в воде очень долго. И ты оставалась там, пока я тебя не нашла? — хрипловато спросила мама. — О чем ты думала, Мара?
Я безнадежно ответила:
— Я собиралась принять ванну, но сережки… — Я сделала дрожащий вдох. — …Сережки, которые ты мне одолжила, упали в ванну. Мне нужно было достать их перед тем, как вытащить затычку.
— Ты их достала? — спросила мама.
Я покачала головой.
— Нет.
Мой голос сорвался.
Мама сдвинула брови. Она подошла ко мне и приложила руку к мочке моего уха. Я почувствовала, как палец ее расстегнул сзади замочек. На ладони у нее лежало изумрудно-алмазное украшение. Я подняла руку к другому уху: в нем тоже была серьга. Я вынула ее и положила маме на ладонь; на глаза мои навернулись слезы.
Мне все почудилось.
22
— Мара Дайер? — позвала секретарь в приемной.
Я вскочила. Журнал, который я не читала, упал на пол, открытый на фотографии из тех, что не рекомендуется смотреть детям до семнадцати лет: две голые модели, оседлавшие соответственно выглядевшего актера. Довольно пикантный журнал для офиса психиатра. Я подобрала его и положила на кофейный столик, потом подошла к двери, на которую указала улыбающаяся секретарь. И вошла в кабинет.
Психиатр сняла очки и, поднявшись, положила их на стол.
— Мара, рада с вами познакомиться. Я Ребекка Мейллард.
Мы пожали друг другу руки.
Я прикинула, куда можно сесть. Кресло. Обязательная кушетка. Офисный стул. Наверное, это своего рода проверка. Я выбрала кресло.
Доктор Мейллард улыбнулась и скрестила ноги в лодыжках. Она была худой. Возраста моей матери. Может, они даже были знакомы.
— Итак, что вас сюда привело, Мара? — спросила доктор.
Я протянула перевязанную руку. Доктор Мейллард приподняла брови, ожидая моих объяснений. Поэтому я объяснила:
— Я обожглась.
— Вы имеете в виду, обожглись случайно? Или обожглись нарочно?
Она быстро соображала.
— Я обожглась случайно, но мама думает, что я сделала это нарочно.
— Как это получилось?
Сделав глубокий вдох, я рассказала про сережки и ванну. Но не рассказала про незапертую дверь. Не рассказала про коробку в моем шкафу, про то, что не помнила, как сняла ее с полки. Надо было действовать постепенно.
— Что-нибудь подобное случалось раньше?
— Подобное чему?
Я рассматривала книги на полках: справочники по диагностике, фармакологические тома, журналы. Ничего интересного или необычного. Такое могло быть в любом офисе. Ничего характерного.
Доктор Мейллард помолчала, прежде чем ответить:
— Вчера ночью вы впервые очутились в больнице?
Я посмотрела на нее, прищурившись. Она говорила как юрист, а не как психиатр.
— Зачем спрашивать, если вы уже знаете ответ?
— Я пока не знаю ответа, — спокойно ответила доктор Мейллард.
— Мама вам не рассказала?
— Она рассказала, что вы переехали сюда недавно из-за того, что в Род-Айленде пережили психологическую травму. Но у меня не было возможности долго с ней разговаривать. Мне пришлось изменить расписание приема пациентов, чтобы повидаться с вами без подготовки.
— Извините, — сказала я.
Доктор Мейллард нахмурилась.
— Не за что извиняться, Мара. Я просто надеюсь, что смогу вам помочь.
Я тоже на это надеялась, но уже начинала сомневаться.
— И что вы собираетесь делать?
— Ну, для начала вы можете сказать, бывали ли вы раньше в больнице, — сказала она, сцепив руки на колене.