Неподвижно лишь солнце любви

Солнце, прорвав, наконец, оборонительную линию горизонта, сокрушительным ударом опрокинуло мглу, и она, предрассветная эта мгла, обратилась в бегство, тщетно пытаясь укрыться в низинах, в перелесках, за стенами домов возникшего из серой пелены большого города. А ещё через некоторое время в вагонном окне заискрились яркие, радостные, ослепительные и всепобеждающие лучи солнца, и скоро потянулась где-то внизу платформа Курского вокзала. Теремрин шагнул в коридор и вскоре увидел Ирину. Недавние волнения и тревоги выветрились, рассеялись от одного только взгляда на ту, которая доставила ему немало радостных и приятных минут в Пятигорске. Ирина резко выделялась из массы встречающих не только своей красотой и яркостью, но и тем, что в отличие от других, была с дорожной сумкой в руках, словно не встречала кого-то с поезда, а напротив, уезжала сама. Она сосредоточенно провожала взглядом проплывающие перед ней вагоны. Но вот заметила его. Он понял это по тому, как озарилось её лицо. Их глаза встретились. Она помахала ему и пошла рядом с вагоном, ожидая остановки поезда.

А Теремрин, словно обращаясь к самому себе, прошептал заключительные строки:

Зачем печаль, к чему сомненья,

Я голос вещий уловил:

«Любовь пришла, и нет сомненья.

Что жизнь дана нам для Любви!»

Прозрения пока не наступило. Он снова был увлечён, снова готов был ринуться в пучину страсти, и уже через минуту выбрался на платформу.

У многих встречающих, несмотря на ранее время, были букеты цветов, но, в отличие от других пассажиров, прибывших одним с ним поездом, Теремрин вышел из вагона с шикарным букетом, который протянул Ирине.

– Спасибо, – вполголоса сказала она и подставила щёку для поцелуя, словно поцелуи для них стали уже делом обычным.

– Это тебе спасибо, что встретила, что приехала в Москву, – ответил он.

– Я же обещала.

Она была какая-то немножечко другая, нежели в Пятигорске. Едва уловимое изменение произошло и в её отношении к нему. Словно бы разрушилась какая-то незримая преграда, ещё существовавшая между ними в момент разлуки. Да, она решилась, она приехала к нему и теперь была в полной его власти. Может быть, именно потому и появилась в её поведении ещё не знакомая ему кротость, даже покорность – покорность судьбе. Он уже не только не жалел, а, напротив, даже радовался тому, что его вчерашняя, очаровательная попутчица вышла в Харькове, радовался потому, что Ирина всколыхнула в нём все чувства, которые он испытывал в Пятигорске. Он снова был очарован ею, и то, что было после её отъезда, казалось теперь далёким и странным.

– Как ты добрался? – спросила Ирина.

– Отлично, – сказал Теремрин, глядя в её глаза, – Очень нудной и утомительной была дорога, – поспешил прибавить он, словно желая её заверить в том, что никаких приключений, даже самых малых, в поезде не было. – Мне казалось, порой, что если покину вагон и побегу, то обгоню поезд.

– Даже так?! – сказала она, и в голосе почувствовалась тихая радость.

– Представь себе, – сказал он, – это всё так, – и тут же решительно прибавил: – Ну что же, теперь в путь.

– В путь, – задорно повторила она.

Спустились в подземный переход. Прошли по нему в бурлящем потоке пассажиров, поднялись по ступенькам на площадь и встали в хвост очереди на такси. Очередь шла быстро. Машины подходили одна за другой.

– И какое же Малое или Большое Седло нас ждёт здесь? – с улыбкой спросила Ирина, когда они, наконец, загрузив вещи в багажник, удобно устроились на заднем сидении «Волги».

– Это сюрприз, – ответил Теремрин.

– Даже так?! – повторила она свою излюбленную фразу: – Ну а всё-таки?

– Едем в сказку, – ответил Теремрин и тут же, обратившись к водителю, кратко обрисовал маршрут, что, впрочем, для Ирины ничего не означало, ибо она никогда не бывала в тех краях, о которых шла речь.

– Сказкой у нас, как помнится, именовалось Малое Седло, – заметила она.

– Природа здесь, конечно, несколько иная, но что может быть краше настоящей Русской природы. Думаю, что нынешняя сказка тебе тоже понравится.

Ирину интересовал вопрос, куда они направляются, по вполне понятным причинам. Если бы Теремрин повёз её к себе домой, всё стало бы предельно ясно. Она всё ещё так и не спросила у него, женат ли он? И чем дальше тянула с этим вопросом, тем нелепее было его задавать. Предположим, он ответит «да». Что тогда? Попросить остановить машину и выйти? Смешно. Естественно, возникнет вопрос, о чём же вы думали раньше? Встречались, влюблялись и вдруг… Теперь, приехав в Москву по его приглашению, она, безусловно, получала право знать о нём некоторые подробности, но по-прежнему не поворачивался язык задать вопрос. Быть может, ещё и потому, что она боялась получить ответ, который разрушит радужные мечты и надежды. Хотелось пожить в этом сонмище надежд ещё хоть немного. Впрочем, именно теперь вопрос о его семейном положении прозвучал бы более чем нелепо. Об этом, уж если так хотела, могла бы спросить ещё там, в Пятигорске.