Непогасшая надежда

Никого из Падальщиков, кто присутствовал там, этот факт не оставил безразличным. Долгое время мы вообще не могли произнести ни слова и лишь огорошено взирали на эти окровавленные свертки. Мы вдруг еще ярче представили себе мир, в котором умирает мораль. Мы вдруг осознали, что отныне единственным препятствием между разумным человеком и празднеством аморального хаоса служат лишь Падальщики, которые в буквальном смысле держат ключ от дверей в последнюю попытку человечества доказать, что в нас еще есть потенциал раскрыть милосердие в своих мелких душонках, чтобы создать на земле мир, в котором не будет боли, насилия, жестокости. Господь словно дает нам выбор: либо вы будете здравствовать сострадая, либо вымрете монстрами…

Подобные ужасы, с которыми мы сталкиваемся на поверхности, сплачивают нас – командиров Падальщиков, потому что ни один житель базы не видит этих мерзостей, счастливо проживая в мнимой безопасности. Падальщики – пророки. Только мы можем поведать нашей пастве об аде, который ждет нас, если мы позволим своему внутреннему трусливому безумию вырваться на волю. Оно запрет нас под землей еще на десятки лет, где мы со страха начнем жрать друг друга. В такие моменты я понимаю, что сколько бы мы ни конфликтовали друг с другом, враг у нас один – наша трусость.

Когда я пришла в себя после чудовищного открытия, я поняла, что скрывалось в безразличных взглядах тех спасенных из бомбоубежища людей.

Пустота.

Там не было ничего. Там не было души. Она умерла в тот момент, когда они убили первое дите, чтобы выжить самим. Они были слишком напуганы, чтобы выйти на поверхность и искать пропитание там, рискуя жизнью. Они добровольно сдали свои души аду, лишь бы не испытывать страх. Потому что они слишком трусливы, чтобы бороться за человека, как за существа высшего порядка. Слишком трусливы, чтобы бороться за собственные души. Потому она и покинула их. Душу надо ценить.

Но еще тошнее мне оттого, что эти шестеро нелюдей живут сейчас на моей базе и растят тех двух малышей, которых готовили употребить в пищу. А шестеро ли их? Сколько аморальных уродов – потенциальных каннибалов мы спасли? Выродков, которых природа планировала стереть с земли, потому что как раз они и развернули ад на земле? Надо ли было их спасать? Должны ли мы были давать им второй шанс? Эти вопросы не дают мне покой уже три года.

Страх твердит, что надо от этих людей избавиться, зачистить ряды человечества, чтобы только самые достойные вышли в новый мир.

Но вот душа моя…

Душа твердит, что надо помогать всякому просящему, несмотря на его грехи, мол, не мне судить. Ведь если откажешь, то станешь такой же, как они: бездушной и пустой.

Вот и смотрю я на все, что происходит сегодня на Желяве и вижу лишь то бомбоубежище, только большего масштаба. Все это – большой монструозный эксперимент природы над человеческим видом. Мы бьемся в агонии перед ней, убиваем собственных детей, а природа стоит за стеклом и с беспристрастностью вивисектора делает заметки в своем чертовом блокноте.

Если мы хотим выжить после этого природно-лабораторного кошмара, одной деятельности Падальщиков недостаточно. Каждый должен бороться за сохранность своей души, иначе станешь таким же мертвецом, что обитают на поверхности.

Буддист прав: мы расплачиваемся за чудовищные грехи предков. Мы обязаны нести этот крест, даже если персонально ни в чем невиноваты. Те бедные животные в лабораториях тоже ни в чем не были виноваты, их просто поставили в такие условия: терпи боль. И они терпели. Также, как и мы сегодня.

Я стараюсь не думать о том, что проклята с рождения. Нельзя выпускать это отчаяние на волю, иначе точно пристрелишься, и получится, что ответственность за человечество возьмут на себя те самые аморальные приспособленцы, а это означает бесповоротный апокалипсис.

– Зараженные прорвались на базу, и началась паника. Они распространились по всем коридорам. Кто-то успел запереться за бронированными дверями, кто-то нет, – продолжал Антенна. – Основная схватка велась в блоке складов. Там же произошел пожар.

– Какой урок мы извлекли после этого?

– Разбили коридоры на отсеки. Каждый отсек оснащен аварийными дверьми, чтобы можно было изолировать врагов, – отвечаю я.

– А потом приготовиться во всеоружии и размазать их мозги по стенам!

– Тормунд!

– Простите, сэр.

– На ошибках учатся, любит говорить Генерал. Но я вот, что вам скажу: некоторые ошибки слишком дороги, чтобы их допускать. Весь наш Протокол безопасности, – с этими словами Полковник указал на толстый талмуд, лежащий посреди стола, – написан кровью. Поднимите руки те, кто потерял кого-либо в той бойне.

Заключительный этап представления. Мы все поднимаем руки. Я, Антенна, Буддист, Тесса. Я вижу, как Антенна толкает локтем Фунчозу в бок. Тот нехотя поднимает руку.

На этом месте первые четыре года в глазах Полковника всегда проступали слезы. Теперь же там бесконечная грусть.

Он тоже поднимает руку.

Он потерял там сына.

– Давайте сделаем так, чтобы их жертва была ненапрасной.

7 декабря 2071 года. 11:00

Тесса