Непогода

Поначалу я наряжаюсь без всякого энтузиазма, но в процессе неожиданно увлекаюсь, почувствовав душевный подъем. Очень кстати на ум приходит, что в психотерапии забота о себе, в том числе подобного рода, оправданно служит полезным инструментом.

Здоровая злость, к слову, тоже имеет место быть, за что я, благоразумно отказываясь снова впасть в уныние, и хватаюсь, как утопающий за соломинку. Мне давно пора сосредоточиться на чем-то еще, помимо постоянного анализа наших с Антоном отношений и, пусть и любимой, но заполнившей все мои дни, работы.

Уже после, просидев в ресторане больше пары часов, я убеждаюсь, что не зря вытащила себя из четырех стен съемной квартиры. Не замечая того за семейными и личными проблемами, я очень соскучилась по друзьям с факультета и чуточку (но только чуточку!) по самым раздражающим коллегам: так давно мы не общались, ограничиваясь приветственными кивками в институте.

– Вера, пойдем танцевать! – Только что вернувшаяся из туалетной комнаты Наташа хватает меня за руку и тянет вверх, заставляя подняться из-за стола. – Хватит рассиживаться!

Я смеюсь и якобы неохотно плетусь следом за ней в небольшой людской полукруг, стихийно образовавшийся на свободном от столиков пространстве ресторанного зала. В колонках громко играет старая, знакомая и тем не менее безымянная для моей памяти мелодия, под которую мы, взяв друг друга под локоть, пляшем неуклюжее подобие польки и весело хихикаем над комичной нелепостью собственных движений.

Через несколько человек после нас с Наташей заводит ближайших соседей Петя, вынуждая тех активнее выступать вперед, отчего вся наша цепочка немного рушится и теряет слаженность.

– Ну куда ты разошелся, Петр Олегович, – доносится до меня чужое замечание.

Я улыбаюсь. Не помню, когда мне было так спокойно и хорошо, когда я последний раз позволяла себе демонстрировать яркие эмоции в присутствии других людей. Прожив год со сдержанным, едва ли не равнодушным ко всему вокруг Антоном, я и сама стала слишком замороженной – моя пожизненная стеснительность тому очень помогла. Сейчас же, под влиянием более раскрепощенного окружения, я будто заражаюсь их энергией, впитывая ту в себя, как живительный эликсир.

Петя ловит мой взгляд и подмигивает. В ответ я шутя хмурю брови и щурюсь, подначивая. Мы знакомы с юности и годами не меняем прежних привычек в общении: эта мимика давно не выражает ничего, за исключением дружеского взаимодействия. Однако сегодня прошлые ощущения кажутся почти забытыми, словно в подобные гляделки с Петей я играла еще в прошлой жизни.

Или так оно и было? Неужели влюбившись в Антона я потеряла всю себя?

Я не успеваю задуматься всерьез. Раздаются первые звуки новой песни, и, шагнув вперед, Петр быстро вытаскивает меня из ряда.

– Давай танцевать, Верунчик, – говорит он, пока с его лица не сходит хитрая улыбка довольного проделанной рокировкой человека.

– Из нас двоих на самом деле танцевать умеешь только ты, – замечаю я далеко не в первый раз и вовсе не из ложной скромности: с координацией движений мы не дружны, и затем бурчу больше для проформы: – Почему я опять должна позориться? – Впрочем, вопреки прозвучавшим словам, я рада оказаться в паре с умеющим танцевать мужчиной.

– Вторую руку давай, – не обращая внимания на мои жалобы, Петя начинает двигаться, и я осторожно повторяю за ним. – Неуклюжая ты наша.

На миг мне чудится, что я слышу звонок собственного телефона, оставшегося на столе, но музыка становится громче и быстрее, и я трясу головой, отмахиваясь от теней минувшего дня.

Глава 21

В компании Пети я привычно много смеюсь: в нашей общей копилке живут уйма воспоминаний родом из студенческой поры и целая коллекция старых глупых фразочек, способных развеселить нас даже годы спустя.

– А как наша группа, – продолжает он недавно начатый разговор, а я под его непринужденным руководством оборачиваюсь вокруг своей оси, – на первом курсе поставила «Три поросенка» в жанре хоррора? – Петя довольно улыбается, и в уголках его глаз лучиками разбегаются морщинки. – Все еще помню, как ОБЖшник тогда вздрогнул, а ходил всегда весь из себя важный, все рассказывал нам, как мир спасал.

Из груди наружу вырывается очередной смешок, а в скулах потихоньку усиливается ноющая боль: кажется, за сегодняшний вечер я перевыполнила норму по улыбкам на год вперед.

– Нужно поискать на старом ноуте видео, – замечаю я. – Мне кажется, оно там осталось. Однажды покажем на встрече выпускников.

– О-о-о. – Голос Пети наполняется игривым восторгом. – Видео осталось? Мы сможем шантажировать им наших более успешных друзей.

Я серьезно киваю, прикусывая изнутри щеку, чтобы не засмеяться вновь.

– Для нас, бедных и никому ненужных философов, это единственный шанс разбогатеть.

Петя лукаво прищуривается.

– Мудрое решение. Будет… – произносит он одобрительно, но не прерывается на полуслове: мы вдруг круто разворачиваемся, успешно избегая столкновения с другой парой.

Со всех сторон тут же раздаются громкий хохот и улюлюканья:

– Все, Скворцовым пить запрещаем. Их уже ноги не держат.