Непогода

Ему еще хочется заявить Вере, что она ошибается, что он вполне спокоен и ее ответы не требуются никому, но вдруг, без всякого усилия с его стороны приходит ничем не замутненное понимание: ни черта подобного.

Он не спокоен.

Он ждет ответов.

А главное – он не хочет отпускать Веру от себя. И ее нежелание сохранять «этот» брак его совсем не устраивает.

Сейчас Антон отчетливо и уверенно осознает, почему с первого же дня был против развода – ни потому, что придется отправляться к старту, ни потому что прежние усилия и потраченные минуты жизни канут в небытие, – нет.

Он больше не видит на месте своей жены другую женщину.

Его жена – Вера.

– Дело не в эго, – признается Антон, нарушая тишину и заставляя неподвижную фигурку Веры впереди себя мелко содрогнуться. Его пугает мысль о том, что его жена, похоже, прячет слезы. – Вера… – зовет он и, не устояв перед стремлением как угодно помочь, встает из-за стола и, подойдя ближе, дотрагивается до ее плеча, но не спешит с дальнейшими действиями. – Вер…

Она качает головой и тихо шмыгает носом, отчего у него чуть сжимается сердце.

– И в чем же тогда дело? – спрашивает она сипло, и до мозга Антона, полностью сосредоточившегося на ее состоянии, прозвучавшие слова долетают с опозданием.

– Ты моя жена. – Вера, не скрывая скепсиса, хмыкает. – Я… не могу представить на твоем месте другую. Не хочу.

Он замолкает, не представляя, как иначе объяснить ей порывы и желания, которые и сам с трудом интерпретирует в осмысленные речевые конструкции. Ложь никогда не казалась ему хорошим подспорьем в чем-либо, но честность дается куда сложнее, чем ожидалось, и объясняет много меньше, чем красивые, далекие от реальной жизни банальности о неземных чувствах.

Вера молчит долго. Антон не решается ее торопить в надежде на то, что сейчас она, как в старые добрые времена, разумно взвесив все «за» и «против», сделает правильный выбор. Тот, в котором ясно, что рушить всегда проще, чем строить, но и в разы опаснее.

Наконец, Вера неловко поворачивается к нему лицом и, запрокинув голову, встречается с Антоном взглядом. Слабо покрасневшие, поблескивающие от подступивших к краю слез глаза смотрят как будто в самое нутро, преодолев кожу, мышцы и кости, проникают прямо в мысленные образы, стараясь отыскать там нечто, ему неведомое.

– Почему? – произносит Вера глухо.

Антон хмурится.

– Не понял.

Она печально улыбается и спрашивает повторно:

– Почему ты не видишь на моем месте другую?

Глава 23

В туалетной комнате бара, где мы с Таней проводим уже третий час наших посиделок, кроме меня нет ни души. Бросив влажное полотенце в корзину, я поправляю растрепавшиеся волосы и со вздохом осматриваю собственное отражение: интересно, что-то не так в моем поведении, внешности, взгляде, если до сих пор я не сумела вскружить голову ни одному мужчине на свете?

Я усмехаюсь и презрительно фыркаю на забредшие в голову глупости. Проблема не во внешности. Последняя, как не прозаично, и правда не столь значима, как многие привыкли верить, возведя культ доступного взгляду в абсолют, отказываясь постигать все, что лежит за пределами визуально и тактильно доступного мира. Есть нечто другое, куда более сложное и трудно поддающиеся корректировке. Иногда – не поддающееся вовсе.

Случайность. Невезение. Судьба.

Называть можно как угодно, и в зависимости от выбранного термина избирать себе наиболее приятное утешение.

Древние греки верили, что судьба неотвратима и неизменна. Можно сопротивляться, бежать и даже заручаться поддержкой богов, однако однажды пробьет роковой час встречи с собственной участью.

Ничего не поделаешь, судьба есть судьба, а человек перед ней бессилен, – губительно сладкая мысль, позволяющая складывать ответственность с собственных плеч на откуп неведомым силам, что спустя тысячелетия была для многих людей утешением и лекарством, но в то же время разочарованием и ядом.

Все потому, что про другую сторону медали, о которой не забывали древние греки, забывают все остальные. Случайность присутствует в каждой судьбе. Многое объясняя, еще большее она оставляет без удовлетворительного для человеческого мозга ответа, поэтому брать ее в расчет люди не любят с самых давних времен.

Я же, вопреки собственному имени, не верила в судьбу, а вот случайность казалась мне важнейшим свойством человеческой жизни. Не главным, но одним из тех, что формирует будущий путь. Или, как минимум, обстоятельства, в которых этот путь должен быть составлен и пройден. Здесь человеку уже куда труднее убедить себя в том, что его решения не значат равным счет ничего.

Значат. Только просчитать конечный результат этих решений со стопроцентной уверенностью в последствиях из-за фактора случайности невозможно. Немудрено, что фатализм как мировоззрение пользуется большей популярностью.

Впрочем, я, как и всегда, зашла в своих умозаключениях на чрезмерную глубину. Случайность действительно слабо утешает, когда разбиваются последние надежды на иной исход уже запущенной череды событий.