Шаман встал. Порывшись в кармане, вытащил ключ.
— Парня надо перенести ко мне.
Толик и Аршинов хоть и могли поднять карлика каждый в одиночку, подхватили его вдвоем и бережно отнесли к решетчатой двери. Отпирая ее, Шаман что-то бурчал себе под нос. Ему, как видно, очень не хотелось впускать в свою кладовую посторонних. Он даже не стал зажигать свет, несмотря на то, что в углу коридора стояла посудина с машинным маслом. Открыв стальную дверь, Шаман дождался, пока Вездехода внесут внутрь.
— Кладите на пол и… уходите. Оба.
Томский пытался протестовать. Ему не только хотелось остаться рядом с раненым, но и рассмотреть помещение, где сейчас было слишком темно.
— Слушай, Шаман…
— Ничего не хочу слушать. Если я не займусь им прямо сейчас, можешь забыть о походе в Академлаг.
— Но…
— Мы теряем драгоценное время — кровь не сворачивается. Вон!
Томский сдался и потянул прапора за рукав. Едва они вышли за порог, как дверь с лязгом захлопнулась.
— Во дает! — восхищенно присвистнул Аршинов. — Я сам нахал, но этот Шаман понаглее будет. Видел, что он у костра со мной проделал?
— Ну… Что-то такое, вроде…
— Ничего не вроде! Он шерстью коричневой обрастать начал. В медведя превращаться! Тьфу ты, связались на свою голову…
Толик не стал говорить о прозрачных щупальцах. По всей видимости, гипноз или что-то другое, чем Шаман владел в совершенстве, оказывало на разных людей свое воздействие. Ну и пусть. Только бы многогранные таланты Шамана смогли помочь Вездеходу!
— Как думаешь, Лёх, вылечит он Колю?
Прапор задумчиво посопел.
— Стоял, Толян, я как-то дежурным по части. Ночь. Скукотища. От нечего делать стал шарить по ящикам стола. Думал, хоть газетенку с кроссвордом отыскать. Попалась только книжка. Такая, знаешь, без обложки, затрепанная. Ни названия, ни первых глав. Про Григория Ефимыча Распутина. Был такой мужик-сибиряк из Тобольского уезда. При последнем русском царе все вертелся: предсказания делал, больному гемофилией царевичу крепко помогал — умел внутреннее кровотечение останавливать. По-разному к Гришке относились. Одни святым считали, другие — чертом. Но зацепило меня не это. Распутин, когда еще в селе своем жил, одному пареньку помог. Тот косой ногу порезал. Кровь никак не могли остановить, а Ефимыч пошептал, какой-то травки приложил и… Рана затянулась. А это, брат, тебе не гемофилия. Механическое повреждение. Тут на фу-фу не пролезешь. Вот я и кумекаю: если наш Шаман как Распутин, то за Коляна можно не беспокоиться.
— А ты, я вижу, его зауважал.
— Нехай пока так и думает. А при случае я ему такого медведя покажу… Эх, ну я пошел. Надо делом заниматься.
Томский смотрел, как Аршинов вертится у завала. Сует руки в щели между камнями и почесывает затылок. Прапор явно что-то задумал, и Толику казалось, что он догадывается о затее Аршинова.
— Что, Лёха, давненько шашек в руку не брал?
— Мысли мои читаешь, Томский. Думаю я разворотить эту горку к ихонной матушке. На хрена нам сдались новые телесные повреждения?
— Кинься, Аршинов. Нового обвала хочешь?
— Я тебе не дилетант какой-нибудь. Если бы не знал я подрывного дела, где бы мы сейчас с тобой были, а?
Томскому осталось лишь развести руками: прапор действительно знал толк в направленных взрывах.
Аршинов потратил на свои исследования не меньше получаса. Судя по хитрой ухмылке, он остался ими доволен.
— Одного заряда хватит. Эх, кабы с самого начала это сделать, с Коляном все в ажуре было бы!
— Ну, а если все-таки обвал?
— Все предусмотрено, Толян. И потом, хуже, чем есть, Партизанской уже не будет.
— А нам?
— И нам ничего не сделается. Отсидимся в логове Шамана, как у Христа за пазухой.
Аршинов принялся колдовать над содержимым своего вещмешка, а Толику осталось лишь с тревогой поглядывать на стальную дверь, за которой в эти мгновения решалась судьба Вездехода. Как он там? Ведь зацепило парня основательно. Томский видел рану только мельком, но впечатлений получил на полную катушку. Чем и как будет лечить его Шаман?
Ответ пришел очень быстро. Сначала Толик услышал позвякивание. Хаотичное, лишенное ритма. Неизвестно почему, вызывающее чувство тревоги. Потом появился новый звук. Низкий и вибрирующий. В паре с позвякиванием он образовал бесхитростную и в то же время завораживающую мелодию.