Тело накрыли куском брезента. Обычным, скорее всего — отрезанным от палатки, которую из-за ветхости нельзя было использовать по прямому назначению. Толик собирался уйти, но никак не мог оторвать взгляда от брезента. Ему казалось, что темные пятна на нем образовывают некий рисунок. Так и есть. Ухмыляющаяся рожа черта. Вот толстые губы, большие круглые глаза, кривые рога. Томский зажмурился. Когда он вновь открыл глаза, зловещий рисунок распался на отдельные, никак не связанные друг с другом фрагменты. Просто пятна и потертости. Рисунок исчез с брезента, но продолжал стоять перед мысленным взглядом Толика. Гротескный черт кого-то напоминал…
Через десять минут все руководство станции имени Че Гевары собралось в кабинете Русакова. Томский смотрел на сосредоточенные лица друзей. Вокруг стола собрались самые надежные и верные из них — Лумумба, Федор, Вездеход, его брат — Григорий Носов. От такой команды убийце не скрыться. Эти парни его из-под земли достанут.
Первым взял слово комиссар:
— Товарищи. Я говорил с людьми. По станции ползут слухи. Одни рассказывают о проклятии узника Берилага, зверски замученного охранниками. Несчастный, якобы, проклял не только своих мучителей, но и само место гибели. Другие толкуют о мутанте. Третьи вообще уверены, что убийца — оживший мертвец, которого дьявол наделил способностью быть невидимым. Люди разговаривают вполголоса и оглядываются. Остановить панику можно только одним способом — изобличить убийцу. Вижу у тебя, товарищ Томский, есть что сказать.
Толя встал. Впервые за несколько недель к нему вернулась ясность мысли.
— Нам нужно просчитать все версии. Если понадобится — влезть в шкуру преступника. Заставить себя думать, как он. Подключить темную половину подсознания, чтобы понять, что двигаю этим мерзавцем. Думаю, отталкиваться следует от того, что это убийство не случайность, а тщательно спланированная акция. Что у нас есть? Версия первая: месть Красной Линии. Не имея возможности напасть на бывший Берилаг в открытую, Москвин решил взять нас измором и диверсиями. Версия вторая: убийца — одиночка, обуянный желанием мстить. Версия третья, она же — самая поганая: убил кто-то из своих. Звание узника Берилага — еще не пропуск в рай. В основной своей массе жители станции имени Че Гевары — отличные ребята. Сплоченные общей бедой, спаянные общей радостью. Но где гарантия, что среди них нет сумасшедшего или шпиона? В душу каждому не заглянешь…
— А хотелось бы, — крякнул Аршинов.
— Души оставим в покое, — продолжал Томский. — Психологию пока — тоже. Пойдем по наиболее простому пути. Мишка оцарапал убийцу. Чтобы исключить третью версию, надо осмотреть всех жителей станции.
— Дело говоришь, Анатолий, — кивнул Федор. — Думаю, люди поймут и обижаться не станут.
Оставшуюся часть совещания Томский пропустил мимо ушей. Он думал о своем вещем сне и даже не заметил, как в кабинете остался только он и Русаков. Комиссар задумчиво расхаживал из угла в угол. Потом вернулся за стол, придвинул к себе пепельницу и закурил самокрутку.
— Я, товарищ Томский, все про твою третью версию размышляю. Сдается мне, что она — самая верная. Даже история одна вспомнилась. Читал как-то. Автора уже не вспомню, но суть… Один прогрессивно мыслящий доктор умудрился отделить все хорошее в себе от плохого. Отделил. Стали в его сознании две противоположности жить. Положительный доктор Джекил и отрицательный мистер Хайд. В конце концов злая натура вытеснила добрую.
— Это ты к чему?
— К тому, что мы первые должны показать людям пример. Нас тоже должны осмотреть.
— Нас?!
— Именно, — непреклонно заявил комиссар. — Знаю, что все подозрения беспочвенны, но… Только после этого мы будем иметь моральное право искать клеймо убийцы на остальных.
— Ты прав, товарищ Русаков. И как я об этом не подумал? Первыми от подозрений должны очиститься мы…
Толя встал, собираясь расстегнуть куртку, но тут пол комнаты покачнулся, а стол, за которым сидел комиссар, накренился под углом в сорок пять градусов. Томский хотел сесть, но не успел — свет двух лампочек под потолком резанул по глазам. Чувство было такое, будто в лицо плеснули серной кислотой. Толя осел на пол. Русаков мгновенно оказался рядом.
— Что такое? Тебе плохо?
— Пожалуй, да. Совсем расклеился. Помоги дойти до кровати. Передохну минут десять…
— Давай. Вот так. Осторожно…
Комиссар подхватил Томского под мышки и дотащил до комнаты. Тряпка, смоченная водой, вновь оказалась на Толином лбу.
— Ты лежи, а я за Леной сбегаю, — сказал Русаков, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Не ко времени… Ох, не ко времени ты заболел.
— Не надо звать Лену… Она и так сегодня всю ночь возле меня просидела. Сам… Оклемаюсь.
Русаков вышел за дверь. Толя наконец смог остаться наедине со своими мыслями.