Непойманный дождь

— Нет, я ужасно запутался! — Мне показалось, что она относится ко мне хоть немного с сочувствием и, значит, с ней вполне можно поговорить откровенно. — Давайте сядем, стоять неудобно, очень трясет, и вы мне все объясните.

— Объясню? — Женщина покачала головой. — Не думаю, что смогу.

— А вы? — обратился я к убитой.

— Я тоже. Каждый делает свою работу, каждый отвечает только за свой участок пути. Вы уж сами решайте.

— Но вы на меня не сердитесь?

— За что? — Она удивленно посмотрела и слегка улыбнулась.

— За… все.

— Мне все равно, меня это не касается. Закончите то, что должны, и нас всех распустят.

— Распустят? Куда?

— На все четыре стороны. — Она засмеялась. — Во всяком случае, я на это очень надеюсь. А сейчас вам нужно успокоиться и довершить свое дело.

— Да, да, — закивала женщина из бара, — главное — не волнуйтесь и вспомните. Вы сами должны, мы-то уж точно не поможем, если вы не постараетесь. Садитесь, — она указала рукой на сиденье, — скоро ваша остановка.

Я сел, а вернее, упал на сиденье, посмотрел в окно — мы ехали по городу: обыкновенные улицы, где же тут может быть моя остановка? Нужно что-то сделать, что-то предпринять, я не должен сдаваться вот так. Но запал кончился, я словно выдохся, нет ни сил на борьбу, ни желания. Возможно, этот безумный автобус привезет меня к смерти — своей или снова чужой, — но сил все равно нет.

— Да, кстати! — обратился я к женщинам — теперь они сидели вместе, впереди меня. — Вы говорили, что скоро моя остановка. Но ведь автобус едет вообще без остановок. Все едет и едет, с тех пор как вошли мы со стариком.

— Никакого старика здесь нет, — недовольно ответила женщина из бара, хотя я спрашивал не об этом, — что это вы вбили себе в голову?

— Он в кабине водителя, — возразил я, — куда вы меня почему-то не пустили. Но речь сейчас не о том. Автобус едет без остановок…

— Он останавливался несколько раз на светофорах, — перебила она меня, — разве вы не заметили?

— При чем здесь это?! Я говорю…

— Наберитесь терпения, осталось совсем немного! — отрезала она.

Я не решился больше ни о чем ее спрашивать. Обреченно уставился в окно — там все так же проплывали обычные улицы — и стал дожидаться конца: то ли жизни, то ли безумного сна. Чтобы отвлечься, не думать о том, что меня ожидает, я стал вспоминать различные нестрашные мелочи из прошлого. Мне вспомнилась одна моя одноклассница — забыл, как ее звали! — которая говорила, что никогда не теряла сознания, а ей очень хотелось бы испытать это необычное состояние, что в жизни ее вообще все только заурядно-обычное. И лицо у нее, когда она это говорила, было отрешенно-туманное, как будто она пребывала в обмороке. Мы готовили зал к какому-то школьному вечеру, развешивали гирлянды по стенам. Там еще кто-то был, но остальных я не помню. Как бы она себя ощутила, окажись на моем месте? Или на месте этой убитой женщины?

Я наклонился к покойнице, воспользовавшись очередным толчком автобуса, сделал вид, что просто меня отбросило вперед. Втянул воздух — пахла она как вполне живая женщина: немного духами, немного кожей и не очень чистыми волосами — да ведь разве я сомневался, что она живая?

Незаметно я похлопал себя по карману, в который положил деньги, — деньги на месте — да ведь разве я сомневался, что был в банке и обналичил чек?

Провел ладонью по лицу жестом, каким вытирают пот, слегка щипнул себя за ухо: я — это я и вполне себя ощущаю — да разве я в этом сомневался?

Сомневался. И сомневаюсь. И буду сомневаться дальше, пока все не закончится. Они говорят, что скоро моя остановка, — значит, ждать осталось недолго.

Надо экономить силы — вдруг они все же понадобятся, вдруг борьба будет иметь смысл? — и что-нибудь еще вспомнить безобидное.

Когда-то, очень давно, в глубоком детстве, еще до рождения Тони, мы втроем — мама, папа и я — отправились в поход. Был конец лета. В лесу пахло грибами и хвоей. Мы собирались в поход с ночевкой, даже специально для этого купили палатку. И взяли множество съестных припасов. Но ничего этого не понадобилось, потому что к вечеру пошел дождь и мама испугалась, как бы я не простудился. Мы повернули назад и уже не пешком, а на обыкновенном автобусе вернулись в город. На обыкновенном автобусе — вроде этого, — и настроение было испорчено. И на следующий день не улучшилось, как не улучшилась погода. Дождь не прекращался до самого первого сентября, пока я не пошел в школу, а в учебное время ни о каких длительных походах, конечно, не могло быть и речи. А потом родилась Тоня…

— Остановка для Ефима Долинина! — прогремел голос с небес — из обыкновенного динамика.

Я вздрогнул, вскочил, испуганно огляделся — все пассажиры повернулись ко мне, все как один смотрели с сочувствующим любопытством. Автобус остановился, открылась передняя дверь.

— Что же вы ждете? — Женщина из бара подтолкнула меня к двери. — Идите. Пора.