Непохожие

— А что изменится, если мы станем волосы на себе рвать? – разводит руками Армен. — Ну, было и было.

Его южный мягкий говор журчит, как ручей, но тоже ни черта не успокаивает.

— И всё?! Пусть она дальше кого попало приводит?!

— И буду водить! Буду! Понятно?! Я хочу нормальной жизни. В нормальной квартире!

Я тоже! Проблема в том, что мы с Дашкой по-разному её себе представляем. Для меня жизнь в старинном особняке в самом сердце города означает принадлежность к высшему обществу. Престиж, будь он проклят! Понты, которые в моей жизни имеют большое значение. Я не могу от этого отказаться ради отдельной кухни три на три с половиной. И даже ради отдельной ванной не могу, хотя и очень страдаю, не имея возможности после долгого рабочего дня расслабиться в горячей воде. Отрываюсь в заграничных командировках. Хотя подчас так в них устаю, что и на это меня не хватает.

— Послушай, я же просила… Просто дай мне время, и я выкуплю твою комнату.

— И когда же это случится? — Дашка вновь воинственно подпирает бока, очень быстро забыв о том, как провинилась.

— Я не могу сказать точно. Через несколько лет.

— Исключено!

— Ну, тогда и ищи покупателя на свою долю! А ко мне водить никого не смей. Я не уступлю ни метра. Ясно?

Подстегиваемая яростью, я срываюсь с места, обхожу Василия Александровича по дуге и достаю ту самую шкатулку с ключами из дешманского шкафа, который купила взамен прекрасного дубового буфета, стоявшего здесь прежде. Вообще тот буфет спасся чудом. Его давно хотели выбросить, и не сделали этого лишь потому, что не могли сдвинуть махину с места. А мои грузчики как-то справились. Пустовало освободившееся место недолго. Я, как и обещала, на следующий же день установила новенький шкаф. Жильцы обрадовались функциональному ДСП-шному чуду. А я обрадовалась доставшемуся мне за бесценок антиквариату, который после реставрации поднялся в цене настолько, что стал довольно-таки неплохим вложением. А ещё буфет отлично вписался в мой до мелочей продуманный и воспроизведённый по архивным фотографиям интерьер.

— Всё! С меня хватит. Я забираю ключ.

— Истеричка! — комментирует моё решение Дашка, в целях безопасности отступая подальше.

— Называй меня как угодно. Главное, не забывай, что трое сособственников из семи не собираются избавляться от недвижимости в этом доме.

— Ты мне жизнь рушишь! — кричит Дашка.

— Тро-о-о-е-е, — напеваю я.

— Дед с бабкой скоро один чёрт помрут!

— А вот не надо нас хоронить! — возмущается Василий Александрович.

— Кого хоронить? Неужто Юлия Дмитриевна из двадцать второй преставилась? — из кухни, расположенной в конце коридора, выглядывает Серафима Аркадьевна. Корюшку она умудряется жарить в платье с белым кружевным воротничком, в серьгах с янтарём и причёской, которая, хоть её и не укладывали стилисты, сейчас выглядит определённо лучше моей.

— Чур тебя! Сегодня видел её на Мойке. Была наша милая Юлия Дмитриевна живей всех живых. Это нас с тобой, Симочка, Дашка хоронит…

— Ай, да ну вас всех! — психует та и прячется у себя, оглушительно хлопнув дверью. Свет мигает. В коридоре гаснет единственная рабочая лампочка. В наступившей тишине слышится, как шуршит, осыпаясь на пол, штукатурка. И тихий вздох Симочки:

— Пойдемте, что ли, есть, пока все живы.

— Да что нам будет? — оживляется вечно голодный Димка.

— Мало ли что? Дарья решительно настроена нас всех отсюда выжить. Глядишь, и по головам пойдёт.

— Ничего она не сделает. Если мы не захотим своё продать — никакой сделки не будет. Рычагов воздействия у неё на нас нет.

Кухня у нас, как говорится, чистенькая, но бедненькая. Сохранившаяся лепнина на потолках странным образом контрастирует с обшарпанными, выкрашенными уродливой зелёной краской панелями. Пол застелен каким-то жутким линолеумом, под которым, как я подозреваю, сохранилась аутентичная плитка. Газовые плиты и стиралки стоят вдоль двух стен. Над ними висят разномастные кухонные шкафчики разных эпох и оттенков. Есть тут и шикарная печь в изразцах, которую, слава богу, никто не успел снести. Я мечтаю, как в один прекрасный день всё отреставрирую… Вообще всё здесь отреставрирую и ка-а-ак заживу! Это будет прекрасно!

— А вот не скажи! Я таких историй наслушалась — закачаешься. Тут риелторы чёрные орудуют, — понизив тон, шепчет Симочка. Я обычно в посиделках на кухне не участвую, но тут уходить не спешу.

— Ну что они сделают? Всех нас поубивают?

— И такое было. Помнишь, Вась, что с Олимпиадой Григорьевной приключилось?

— И что же?

— У Олимпиады была большая квартира в доме на Кузнецкой. Потолки как у нас — больше четырёх метров, комнат пять или шесть. У неё отец, знаете ли, генерал. Вот и выделили…

— И?