Непокоренные: Избранные произведения

Индус из Бомбея и индус из Калькутты, оба в английской военной форме и с чалмами, проходят мимо.

— Ишь ты, индийцы… — улыбается Слюсарев. — Вот, Петя, чувствуй, освободили мы индийцев. Потом дома, в деревне, расскажешь.

— Теперь бы еще негра, дядя Иван, а? Для полного комплекта! — мечтает Петя и вдруг кричит: — Дядя Иван! Негр! — И он даже замер в восторге.

Приветственно взмахивая черным кулаком и улыбаясь, проходит мулат из сенегальской пехоты.

Петя провожает его восторженным взглядом.

— А про это… — тихо говорит он, — в деревне и не поверят!..

Оно проходит, это освобожденное Слюсаревыми человечество, шумно радуясь свободе и жизни.

Они идут пешком…

Катят на велосипедах…

Собираются в большие и многонациональные обозы…

Едут в крытых фургонах…

В извозчичьих фаэтонах с фонарями…

В старинных свадебных каретах…

Два хохочущих француза едут… на катафалке и пьяно поют марсельезу.

Черный катафалк проплывает через толпу…

Все, на чем можно ехать, двигаться, везти свой небогатый скарб, — все использовано.

Идет женщина с детской коляской, но в коляске не ребенок, а чемоданчик.

Пьяные американские солдаты волокут бечевою… гроб.

В гробу (из разбитого немецкого бюро похоронных процессий)… огромное множество бутылок.

…Шумно проходят освобожденные люди.

На перекрестке, прислонившись спиной к столбу, стоит корреспондент Автономов и жадно записывает в блокнот все, что видит.

По привычке он бормочет про себя:

— На дорогах Германии сейчас невозможно встретить человека без национального знака. Освобожденные люди гордо утверждают свою национальность. Они не хотят, чтобы их принимали за фашистов.

А мимо него проходит и проносится толпа…

Национальные флаги полощутся над обозами. Флаги над домами.

Флаги на фургонах.

Флажки на велосипедах… в дугах и даже в гривах лошадей…

Американский солдат нашил на шинель, на спину большое звездное американское знамя.

Французы идут колонной, несут впереди свой трехцветный флаг.

Чудом уцелевшие евреи — их единицы — носят знаки, которыми их клеймили немцы (желтая повязка с шестиугольной звездой) — клеймо мученичества…

«Горькая ирония судьбы, — записывает Автономов. — Теперь немцы завидуют евреям».

Только одна национальность в побежденной Германии не подымает своих национальных флагов — сами немцы.

Они высовывают из своих окон белые тряпки, полотенца, простыни — знак капитуляции.

Они носят белые повязки — знак смирения, мольба о пощаде.

Им никто этого не предписывал, — они сделали это сами.

«Отныне вот он, фашистский флаг — капитуляция», — записывает Автономов.

А мимо Автономова все проходят и проходят люди.

Пожилые датчане с портфелями и рюкзаками…

Английские солдаты навеселе. Хриплыми голосами поют они «Типеррери».

Американцы из парашютных войск.

Француз-математик в роговых очках и ботинках, подвязанных бечевкой…

К Автономову подходит Иван Слюсарев.

— Здравия желаю, товарищ корреспондент! — рапортует он. — Записываете?

— Записывать не успеваю! — усмехается Автономов. — Интересно, а? — Он показывает блокнотом на толпу.

— Ничего, — сдержанно отвечает Слюсарев и откашливается в кулак. — Извиняюсь, спросить хотел, а вы иностранные языки знаете?

— Нет. Не знаю.

— Да. Жаль.

— А что? Поговорить хочется?

— Как же!

Слюсарев долго смотрит на толпу, проплывающую мимо.

— Вавилон. Чисто Вавилон! — говорит он. — Смешение языков! — Вздохнул. — А поговорить с ними надо!

Проходит мимо группа американских солдат. Увидев русских военных, они приветственно машут пилотками.

Подходят.

И один из них, молодой, краснощекий, словно он не из плена, а с курорта, говорит на ломаном русском языке, улыбаясь при этом во весь рот:

— Дравствуй! Русский. Ура. Спасибо.

— Здравствуй, здравствуй! — обрадовался Слюсарев. — Понимаешь по-русски-то?

— Мало-мало. Не хорошо. Мой батька был украина… Польтава. А? Хорошо?

— Очень хорошо! А вы что же, тоже полтавские?

— Но, но… Я не Польтава! I was born in Лос-Анджелес. Я пришел на свет в Лос-Анджелес… Калифорния. I have a mather… маму… Я имею девойку там. Я иду жениться.

— А! Невесту, значит, имеешь? Хорошо!

— Хорошо? — смеется американец.

— Хорошо. Вери гуд, — отвечает убежденно Слюсарев. — Небось соскучилась по тебе твой девойка. А? Хорошая у тебя невеста-то?

— О да. She have. Она имеет… как это? A shop… Она торгует мало-мало… делает деньги…

— Ишь ты, капиталистка, значит. Как же зовут твою девойку?

— Энибелл.

— А тебя как же?

— Микаэл Когут.

— Как, как? Михаил Когут? — удивился Автономов.

— О, yes! Михаил Когут.

— Американец Михаил Когут! — захохотал корреспондент.

И американские солдаты, ничего не поняв, захохотали тоже.

— Это — корреспондент, — представил Слюсарев Автономова. — Русский военный корреспондент. Он всю войну с нами.

— О, корреспондент! Хэлло, мистер!..

Американцы наперебой протягивают ему руки.

— Куда ж вы идете сейчас? — спрашивает Автономов Когута.

— Ту Эмерика! Домой. Лос-Анджелес.

— Что, вы идете на восток? Вам туда? — корреспондент показывает рукой на запад. — Туда надо. Берлин. Париж. Атлантический океан. Америка.

— Но, но! — машет головою Когут. — Нет. Туда нет. Нельзя. Мы идем: Брест, Москва, Влядивосток, Эмерика…