Непокоренные

- А смерти, Вася, нет. Ее выдумали. Есть капут для трусов и бессмертие для героев, середины нету. - Он обнимал за плечи Васю, привлекал к себе. Жаль мне тебя, Василек, - тихо говорил он, - жаль! А идти в полицию надо, больше некому идти. Ты десятилетку кончил, по-немецки немного знаешь. Надо идти. Надо!

И Василек шел служить в полицию. Теперь у Степана везде были свои люди; они сообщали о немецких планах, выручали подпольщиков, помогали партизанам.

Пожилой слесарь докладывал Степану о депо. Сидели тут же у дороги, в стороне от поселка.

- Пустил немец депо! - огорченно вздыхал слесарь. - Вот ведь как!

- Да... неудачно это...

- Теперь мастеров ищет. Паровозы пришли, целое кладбище. А мастеров нет.

- Да...

- Ну, наши мастера не пойдут. Мы им так и сказали, и молодым и старикам: если которая сука пойдет работать в депо - ну, проклянем без снисхождения!

- И не идут?

- Не идут! - радостно-удивленно восклицал слесарь. - Скажи-ка, а? Ни один человек!

- Хорошо! Очень хорошо, - потирал Степан щеку. - А ты, Антон Петрович, пойдешь!

- Я? - растерянно улыбался слесарь. - Нет, зачем же? Обижаете... И я не пойду...

- Нет, пойдешь! На работу станешь. И паровозы возьмешься чинить. А готовые будешь калечить.

- Понимаю... - бледнея, отвечал слесарь. - Понимаю я. Воля твоя, товарищ Степан, пойду. Убьют меня мастера за это дело, а пойду. Понимаю.

И никто из людей, которыми двигал Степан, не спрашивал ни его, ни себя, по какому праву распоряжается ими этот бородатый, похожий на бродягу человек. Они знали, кто стоит за ним. Родина? Нет, родина стояла за всеми. Но только за ним стояла партия. Партия вручила ему власть над их душой.

Представляя людям Степана, председатель подпольной сходки говорил: "Этот человек пришел к нам от партии", - и все подымали глаза на Степана. Этот человек пришел к ним от партии. Он, как посланец партии, шел по этой вздыбленной, набухшей гневом земле, - ему верили.

- Куда ты теперь идешь, Степан? - спросил Тарас сына.

Костер погас, только одна головешка все тлела, покрылась синеватым пеплом и, как глазок, выглядывала из золы. Завернувшись в мокрый плащ и съежившись, спал Петр Петрович. Парикмахер ворочался во сне и стонал.

- Иду Вале навстречу, - ответил Степан, и на его лице, как и всегда, когда он думал о жене, появилась теплая, светлая улыбка.

Он расстался с ней семь дней назад, там, у самой линии фронта. "Ну, иди!" - сказал он просто. Они всегда теперь так прощались. Только эти два слова вслед тому, кто уходил, - в них было все.

Припав к земле, Степан смотрел, как пробиралась Валя колючим кустарником. Вон там, за этим перелеском, - Большая земля, наши. Он следил за темным силуэтом жены с тревогой и... завистью. Сейчас Валя пройдет этот кустарник, потом овражек, опять кусты, и... наши. Хоть бы увидеть разок? Но он знает: ему нельзя. Это дезертирство. И то уж нехорошо, что пошел провожать Валю до этих кустов. Его место не здесь. Его место там, на опаленной горем и гневом земле, в прифронтовых селах.

- Ну, сынок, - сказал Тарас, - что же дальше будет?

- Дальше? - засмеялся Степан. - Дальше наши придут. Скоро.

Но Тарас вдруг рассердился на него.

- Я тебя не об этом спросил! Это я и без тебя знаю! И ты меня не учи! закричал он. - Ты еще молод меня вере учить. Я тебя сам поучить могу, как свою душу в чистоте соблюдать. Я тебя про другое спрашиваю. С чем мы наших встретим?

- Как с чем?

- Они к нам через кровь идут. А мы с чем выйдем?

У Степана вдруг радостно защемило в горле. "Что за отец у меня! Что за старик!" Он с любовной гордостью посмотрел на отца и почувствовал себя его сыном и услышал, как глубоко-глубоко в этой земле шумят корни его рода.

- Хорошего мы с тобой рода, отец! - весело засмеялся он. - Казацкого!

Старик удивленно посмотрел на сына.

- Мы не казацкого, с чего ты взял? Не казацкого - рабочего. И прадед твой рабочий был, и дед, и дядья. Вся фамилия наша - рабочая.

Но Степан весело обнял его за плечи:

- Казацкого, казацкого! Ты не спорь, отец! - Он наклонился совсем близко к нему и сказал уже серьезно: - Я скажу тебе, что делать, отец. Домой иди! По дороге по моим адресам зайдешь, снесешь поручения. А придешь домой поклонись матери, поцелуй Леньку, а Насте скажи, что приказал я тебя вести к верным людям. Настя сведет.

- Настя? - сердито воскликнул старик.

- Да, Настя, - усмехнулся Степан.

Тарас разгладил усы.

- Хорошо, - сказал он. - Только сперва я ее выпорю. Можно? А потом уж, ладно, скажу: веди, мол, меня, старика, куда надо, Настя!

8

К Насте, запыхавшись, прибежала ее школьная подруга Зинаида.

- Ой, Настя! - закричала она с порога. - Павлик пришел!

Настя почувствовала вдруг, как сердце в ней оборвалось и покатилось... покатилось... Но она даже с места не встала и спросила спокойно, почти равнодушно:

- Павлик? Где же он?

Подруга смотрела на нее с жадным и откровенным любопытством. "Ой, Настька!" - все время вскрикивала она. Равнодушие Насти ее озадачило и даже обидело почему-то.