Непокорная для Бешеного

Настя кусала губы, съедая сползающие по щекам слезы. Подвинувшись на коляске от порога и шикнув на Звонарёва, чтобы не останавливал ее, сестра вытянула руку и безмолвно попросила меня присесть. Иначе не дотянуться, не прикоснуться.

Наверное, во мне не осталось целых костей, чтобы выдерживать нагрузку тела, потому что я сложился перед сестрой пополам и уткнулся лбом в крошечную ладошку. Теплую и привычно пахнущую хлопком и лимонами.

Жива и невредима. Не в лапах Чеха.

Боже, спасибо.

Внутри все плавилось и горело от одного взгляда родной сестренки. Я берег ее много лет, маленькой на руках носил, дул на ранки, если падала, ночи не спал, когда болела, выбивал из врачей вероятности после аварии, но все говорили, что шансов у Насти мало, и ходить она больше не сможет, а операция может закончиться летально.

Она не видела моих слез. Никто не видел. Но я ревел в подушку ночами, выгрызая душу виной за то, что не поехал тогда с родителями. Что именно сестра оказалась в тот вечер в машине, а не я.

— Настя, — проговорил, едва дыша.

Она посмотрела за мое плечо и внезапно вскрикнула.

Я не успел увернуться. Лютый скрутил меня захватом сзади и с ударом в ухо повалил на пол.

Я на несколько секунд оглох, а когда звук вернулся, гневный голос полоснул по перепонкам.

— Ты пришел отомстить, да? — прохрипел Береговой. — Считаешь, что я тебе что-то должен?

— Из-за тебя Мила погибла. — Я попытался встать, суматошно отпихнулся локтем, но из рук Лешки не вырвался. Отъелся, подлый боров.

— Помнится, ты был подозреваемым, — гаркнул он, сжав удавкой горло, но я, после пыток Чеха, умею жить не дыша. Да я ходячий труп давно. Шевелюсь, потому что приказывают и шантажируют родными.

— А ты, сука, поверил, — не голосом, свистом, будто мне пробили трахею рапирой.

Когда в глазах стало темнеть, я услышал отчаянный крик Вари, и хомут ослабился. Меня откинули в сторону, как ненужного старого пса, пнули ногой под ребра.

Снова закричала Варя.

В мутном мареве, откашливаясь и пытаясь продышаться, видел, как Настя активно жестикулирует, ругается с Береговым, хотя я почти не разбирал, о чем они спорят. Перевел взгляд туда, куда тянулось мое сердце: на диване, прижав к себе колени, беззвучно плакала моя жена.

Вот, что причиняет настоящую боль. Страх и разочарование любимой.

Старые раны словно разошлись, кожа затрещала, жар ударил в лицо, лишая воздуха. Шрамы натянулись, фантомно стали лопаться, угрожая утопить меня в собственной крови.

Я рухнул на колени и прошептал, глядя Варе в глаза:

— Прости меня…

Пришел в себя от потока холодной воды в лицо.

— Поднимайся.

Голос Лютого. Неприятный до тошноты.

По плотной тишине я понял, что в гостиной женщин больше нет, их отослали подальше от происходящего. Это радует.

— Кто? — придавил голосом Береговой. — Тебя послал, мерзкий подонок? Отвечай.

Я отплевался в сторону, потянулся вытереть лицо и губы, но понял, что меня связали, как последнюю шавку. Заулыбался криво и выплюнул в лицо врагу:

— Страшно, когда твой ночной кошмар оказывается реальностью, да? Лютый?

Он бросился ко мне, как разъяренный бык, тряхнул за ворот, поднимая на колени, другой рукой впился в волосы и оттянул голову назад, раскрывая шею до хруста и заставляя приоткрыть рот.

— Ты скажешь мне все.

— Или что? Изнасилуешь мою жену? — Я многозначительно заржал. Быть тварью не так уж и сложно. — Или выебешь мою глухонемую сестру?

Лютого словно по щеке ударили.

Да. Именно эту боль мне хотелось ему причинить. Посадить в тюрьму, забрать бизнес, убить — все не то, пресно и примитивно.

Я желал, чтобы его глаза налились кровью, чтобы воздуха в его бычьей груди не осталось, вместо него была только всепоглощающая беспомощность, чтобы он вспомнил все, что сделал.

Предатель.

Береговой изменился в лице, потемнел, приблизился и проговорил глухо:

— Ну ты и мразь, бешеный Волчара. Сколько лет ты вынашивал этот хлипкий план мести? Думал, что я подпишу левые документы и ничего не пойму? Думал, что впущу в свою семью чужака и не проверю, чем он дышит, что жрет и кого трахает?

— Твою сладкую сестренку, — булькнул я. В горле собралась слюна и кровь — удары Лютого по ребрам задели что-то в груди.

Рука врага на голове сжалась, вырывая волосы с корнями, шея вывернулась до предела.

— Как она могла в такого конченого влюбиться? — прошипел Лешка мне в лицо. — Молила, чтобы я тебя пощадил… выслушал…

Я захрипел, но все равно усмехнулся. Сквозь тянущую боль в солнечном сплетении.

Варя, моя девочка, не должна была в это вмешиваться. Я не хотел так. Столько переживаний в ее положении…

Но слышать, что она за меня волнуется, было невыносимо приятно.

— В этом мы даже похожи, Лютик, — выдал я, намерено перетягивая на себя внимание. Не хочу, чтобы этот ублюдок отыгрался на Варе. Она для него все равно чужая, нашел он ее недавно, вряд ли привязался. — Ангел ведь тоже тебя защищает, несмотря на все, что ты сделал.

Он отступил. Швырнул меня на пол и, потирая подбородок, отвернулся к высокому окну, за которым распласталась кромешная тьма ночи.

Я отдышался, со стоном перевернулся на задницу и сел спиной к дивану.