Я хотела уязвить истинную арабскую жену как можно сильнее. Уверена, Амани бы моя речь впечатлила куда сильнее. Та стремилась к свободе и контролю во всем. Зейнаб же оказалась непробиваемой.
Кто знает, что бы я еще успела ей наговорить, если бы дверь не распахнулась. Мы обе подскочили от неожиданности. Жена эмира — с тревогой в глазах, я — готовая дать отпор и вцепиться в глотку любому, кто б ни явился вбивать в мою голову, что я должна и обязана.
Статная фигура Висама в кандуре с голубым отливом, с белоснежным платком на голове замерла в дверях. Я настолько сильно привыкла видеть его в европейских костюмах, что непроизвольно открыла рот. Так и осталась стоять, пытаясь привыкнуть к увиденному и унять участившееся сердцебиение. Коктейль самых разных, противоречивых мыслей был подобен урагану внутри.
Зейнаб склонила голову и попыталась было пояснить свое нахождение здесь, но Висам лишь тепло улыбнулся и поцеловал ее руку, что-то сказав по-арабски. Женщина выдохнула с явным облегчением и поспешила покинуть комнату.
— Доброе утро, Аблькисс, — растягивая слова, произнес Висам с уже не скрываемым триумфом победителя… И безжалостного хозяина положения.
Глава 10
Глава 10
Кровь ударила мне в лицо. Но это мало общего имело со смущением или страхом. Я была в бешенстве! И куда более сильном, чем то, что взыграло внутри от разговора со второй женой эмира.
Я уже понимала, что задавать тупые вопросы в стиле, что все это значит и почему со мной здесь обращаются, как с преступницей и вещью — значит, терять время. Время в моем мире имело огромную ценность. Сомневаться в открытых намерений таких, как Висам, тоже сейчас было роскошью.
Я не стала кидаться на своего проблемного любовника с кулаками. Орать ему в лицо, угрожая интерполом, ФСБ и гневом Аллаха — тоже. Мама всегда учила меня, что спокойствием и хладнокровием можно достичь большего. Обернулась по сторонам в поисках явно незамеченной мной «Аблькисс», хмуро кивнула.
— Висам. Я рада, что ты наконец явился предотвратить этот фарс. Мой смартфон у тебя с собой?
Он не сдвинулся с места. Смотрел на меня, вернее, жадно шарил по телу, которое скрывала до пят абайя, его черные глаза оставляли пылающие отметины на коже. Будто он вскрыл все секретные коды мнимого спокойствия, запуская в кровь уже знакомое пламя. То, на которое ни у кого из нас больше не было права.
Я вскинула голову, проклиная себя за отклик на один только взгляд, и протянула руку. Уже точно зная, что никто мне не отдаст телефон. Понимая, что попала по полной, и зря надеялась на Висама, который извинится и вызволит меня отсюда. Оставался еще эмир, но что-то мне подсказывало, что меня на пушечный выстрел не подпустят к самому влиятельному члену семейства Аль-Махаби.
— Ты прекрасна, — дрогнувшим от страсти голосом резюмировал Висам, проигнорировав мой вопрос. — Ты превзошла даже тот образ, что я так долго видел в своих снах и желаниях, моя Аблькисс.
— Что означает это слово? — холодно поинтересовалась я, налив в стакан воды из графина. Села на диван, делая вид, что слова сына эмира мне не интересны. Те, что не относятся к вопросу моего избавления.
— Это твое имя. — в голосе Висама появились твердые, властные ноты. — Имя, которое ты отныне будешь носить.
Только выдержка и опыт ведения переговоров позволили мне допить воду, глядя на мужчину с холодным презрением.
— А ислам тебе не принять вместе с иудаизмом?
— Это невозможно — две религии вместе, Аблькисс.
Конечно же, распознать типично русский сарказм араб не мог, или просто не захотел. И в его глазах было то, что уже не оставило никаких сомнений относительно намерений. От подобного под ложечкой противно засосало.
Восхищение, счастье, власть, уверенность, непоколебимость, твердость. Тот самый коктейль, который могут позволить себе уверенные в своей правоте мужчины, или, в редком случае, конченые психопаты. Висам смотрел на меня, как на дорогую эксклюзивную вещь. Вещь, место которой — в сейфе, вдали от посторонних глаз.
— Принимать ислам не обязательно. Сейчас. Позже ты и сама этого захочешь.
Его не задевало мое холодное презрение и демонстрация самоуверенности. Я все поняла с первого раза. Но уж так устроен каждый человек — нужно либо убедиться, либо опровергнуть собственные доводы.
— Поясни, на каком основании твоя мать опустилась до оскорблений и закрыла меня в этой комнате. Ты решил, как я понимаю, стать главным организатором этого преступления?
Висам ответил не сразу. Затем медленно, словно опасный хищник, приблизился ко мне.
Тревога вскипела в груди молниеносно, словно извержение вулкана. Но я сделала все, чтобы не отшатнуться, не дрогнуть и не выдать своих чувств. Было заметно, что такой реакции мой похититель не ожидал.