А пока… я просыпалась в его объятиях. Согревалась от пламени в его черных глазах. Уносилась высоко от самых искусных и изощренных ласк. И на неделю — ни днем больше — запретила отравляющие мысли атаковать разум. Я желала взять реванш лаской, теплом и любовью. А вот это мой мужчина предоставил мне в изобилии.
Мы не признавали суровых правил дворца. Убегали в пески пустыни, где любили друг друга под яркими звездами. Пустыня не была смертельной, как при палящем солнце. Она была дружелюбной и ласковой. Я полюбила ее всей душой. Несмотря на роскошь, именно первобытная, дикая сущность Востока стала для меня близкой и почти родной.
Теперь мне не было дела до эмира. Я находилась под защитой Висама, и это было… странно. Неизведанно. И в конце концов, феерично.
Мы практически не расставались. Принц ждал того дня, когда мы сможем въехать в новый дом, а я… Я так и не нашла в себе сил сказать ему, что мы просто не успеем. По иронии судьбы, все должно было быть завершено через неделю. И если раньше мысль о том, как я ударю Висама словами, доставляла мне удовольствие, то сейчас — я гнала ее прочь. И успешно.
Все было хорошо. Но иногда накатывала такая тревога, близкая к панической атаке, что я не находила себе места. И тогда Висам стирал мое беспокойство нежностью. Разобрать его природу не могла, в итоге пришла к выводу, что так проявляется нежелание расставаться с ним. Чувства не спрашивают, появляться им или нет. Они всегда приходят ка незваные гости.
В тот роковой день ничего не предвещало беды.
Мы вернулись во дворец, спалив весь запас топлива в своих крутых спорткарах. До того посетили заброшенный оазис, где в тени пальм предавались любви до заката. И когда нас встретил на крыльце Давуд Аль-Махаби, меня почему-то бросило в холодный пот, земля ушла из-под ног.
Весь облик эмира не оставлял сомнений в том, что случилось что-то непоправимое. И пусть он на меня не смотрел, я так и не смогла взять себя в руки. Вцепилась в ладонь Висама, буквально вонзив ногти, не жалея отпускать. Разожми он ее — просто обращусь в паническое бегство.
Мой муж поцеловал меня в кромку волос. Нахмурился.
— Отец, какое важное событие заставило тебя ожидать нас во дворе сада?
Висам нарушал все правила, не отпуская меня. Но я не представляла, куда пойти. Газаль вышла замуж, а Амани не далее как вчера отправилась проведать молодожен. Зейнаб после нашего никяха растеряла свое дружелюбие. Возможно, переживала за своего сына, который получит меньше прав, если у принца родится наследник. Или поняла, что я слишком своенравна и непокорна, дружбы не получится. Мелекси — да та сама по непонятной причине ждет, когда вонзит в меня нож. Поэтому я сжимала руку супруга и всем своим видом давала понять, что отпускать меня не стоит.
Черные угли — глаза Давуда — устремились на меня. Висам нахмурился.
— У меня нет секретов от Аблькисс, и у тебя не должно быть. Она теперь член нашей семьи, отец. Говори при ней.
Свекор явно был в бешенстве от такого поворота. Но ничего не изменилось в его лице, только опасно сверкнули глаза.
— Висам, ты немедленно отправляешься в Хадиджу. Диверсия на буровой установке. И это кто-то из своих.
— Когда? — холодно переспросил Висам. — Почему этим не могут заняться профессионалы, как было ранее?
Давуд сощурился, вглядываясь в мое побледневшее лицо.
— Потому что у тебя нет уверенности, что это не их рук дело. Я уже отправил людей, которые помогут добраться до сути. И твое присутствие там необходимо по той простой причине, что их могут устранить. Или заставить замолчать иными способами.
Висам повернулся ко мне. Я только чудом не затрясла головой.
— Ты не можешь взять ее с собой. Ты и сам все понимаешь, — наслаждаясь, как мне показалось, моим замешательством, сказал эмир. — Но будь спокоен. Я позабочусь о том, чтобы твоя Аблькисс ни в чем не знала отказа и была счастлива. Здесь ей ничего не угрожает.
«Бежать! Надо было бежать! Почему я этого не предвидела!» — забилась в сознании навязчивая мысль, пока я смотрела в глаза эмира, не найдя в себе сил признаться, что смотрю в лицо своей смерти.
— Висам, — страх был таким сильным, что я не стала молчать. — Висам, я хочу вернуться в Москву. Мы это обсуждали…
— О чем говорит эта женщина, сын?
Висам не ответил. Обнял меня, лаская, заправляя прядь волос за ухо. И если прежде его прикосновения могли меня как воспламенять, так и успокаивать, сейчас им не под силу было пробить нарастающую панику.
— Кира, — как легко он вспоминал мое имя, когда надо было успокоить. — Я сказал, что не стану держать тебя в заточении. Что приму твое решение. Но сейчас я буду просить тебя дождаться меня здесь. Я не могу отказаться от поездки.
— Я хочу с тобой… — не понимая, что мной движет, страх или нечто другое, упрямо повторила я. — Хочешь, надену хиджаб, не буду поднимать глаз, только не оставляй меня здесь!
Давуд демонстративно развернулся и исчез в патио. Я едва заметила эту демонстрацию неуважения. Висам же прижал меня покрепче.