Непокорные

– Боже, Кейт, я чуть с ума не сошла. Около часа назад мне позвонил Саймон. Сказал, что ты исчезла, оставив свой телефон.

Чувство вины сдавливает грудь.

– Прости, нужно было позвонить раньше. Но, послушай, я в порядке. Мне просто… нужно было уехать.

Она замолкает. В ушах шумит от волнения. Какая-то часть Кейт хочет рассказать матери правду. О Саймоне, о ребенке. Но у нее не получается произнести нужные слова, протолкнуть их сквозь губы. Сломать стеклянную перегородку.

Он бил меня.

Она и так причинила матери столько горя. Даже теперь звук ее голоса уносит Кейт в прошлое – в те бесконечно тянувшиеся дни после аварии, когда мама практически не выходила из их с отцом спальни. Однажды, придя домой из школы, Кейт застала ее в рыданиях, с посеревшим лицом; кровать была завалена папиной одеждой.

– Она все еще пахнет им, – сказала мама и снова погрузилась в свое горе. В тот момент Кейт пожалела, что вообще родилась.

Спустя годы, выйдя замуж за врача из Канады, мама попыталась уговорить Кейт поехать с ними в Торонто. Говорила, что они смогут начать новую жизнь. Вместе.

Кейт отказалась, объяснив отказ тем, что хочет получить высшее образование в Англии. Но на самом деле ей не хотелось разрушить второй мамин шанс на счастье. Их нечастые разговоры – сперва еженедельные, потом ежемесячные – выходили какими-то натянутыми и неловкими. Кейт уговаривала сама себя, что это к лучшему. Маме будет лучше без нее.

– Уехать из-за чего? – спрашивает мама. – Пожалуйста, Кейт, я же твоя мама. Просто расскажи мне, что происходит.

Он бил меня.

– Это… слишком сложно. Просто… все не ладилось. Так что я предпочла ненадолго уехать.

– Хорошо. Ладно, дорогая. – Кейт чувствует, что она отступила. – И куда ты уехала? Ты остановилась у подруги?

– Нет… ты помнишь папину тетю Вайолет? Которая жила в Камбрии, недалеко от Ортон-холла?

– О, да, но смутно. Всегда считала ее несколько эксцентричной… Не знала, что вы общаетесь.

– Нет, – говорит Кейт. – В смысле, мы не общались. Вообще-то она умерла. Умерла еще в прошлом году и оставила мне свой дом. Как я поняла, у нее больше никого не было из родных.

– Ты не говорила мне этого, – в голосе матери слышится боль. – Я должна была поддерживать с ней связь, твоему папе это понравилось бы.

У Кейт внутри все сжимается от чувства вины. Вот почему им лучше не разговаривать. Она снова причинила маме боль, как и всегда.

– Прости, мам… Наверное, я должна была рассказать.

– Ничего страшного. Лучше скажи, ты надолго там? Ты же знаешь, что всегда можешь приехать сюда, к нам. Или, может, мне лучше приехать к тебе?

– Мам, тебе не нужно приезжать, – быстро говорит Кейт. – Все в порядке. Я в порядке. И еще раз прости за тетю Вайолет. Мне пора, мам. Я позвоню тебе через несколько дней, хорошо?

– Хорошо, дорогая.

– Мам? Постой…

– Да?

– Не говори ему. Саймону. Не говори ему, где я. Пожалуйста.

Кейт быстро кладет трубку, обрывая мамины вопросы.

Слезы застилают глаза. Она пытается нашарить пачку салфеток на прикроватной тумбочке – коробка примостилась сверху шаткой башни из журналов «Нью Сайнтист» – и нечаянно смахивает ее. Все летит на пол.

– Черт, – она наклоняется подобрать то, что упало. Ей нужно взять себя в руки.

Среди прочего на полу оказалось кое-что еще – покрытая эмалью шкатулка с узором из бабочек. Ее содержимое рассыпалось по половицам и поблескивает на солнце. Непарные серьги, два ржавых кольца, пыльное ожерелье с видавшим виды кулоном. Она суетливо собирает все обратно в шкатулку, наводит порядок на тумбочке.

За стопкой журналов обнаруживается фотография ее дедушки Грэма. На ней он совсем молодой, она его таким не видела: рыжие волосы еще не потеряли цвет, их развевает ветерок. Он умер, когда ей было шесть, и у нее остались только смутные обрывки воспоминаний. Он читал ей вслух – в основном «Сказки братьев Гримм», и роскошный тембр его голоса переносил ее в другой мир.

Но сейчас, когда она смотрит на эту фотографию, на краю сознания мелькает и другое воспоминание. Его похороны, здесь, в Кроус-Бек.

Вот она держит маму за руку и смотрит на небо, на тучи, висящие прямо над их головами. Она думает, что вот-вот пойдет дождь. Кладбище – сплошной мох, камни и деревья, повсюду птицы и насекомые; и Кейт вспоминает, как там было шумно. Так шумно, что она едва могла расслышать викария.

После церемонии они с родителями вернулись сюда, в коттедж Вейворд, выпить чаю. Тогда она в первый и последний до этого приезда раз побывала в этом доме. Тогда она в первый и последний раз встретилась с тетей Вайолет.

Кейт смутно помнит, что было много зеленого цвета. Зеленая дверь, зеленые обои, тетя Вайолет в странном, словно струящемся одеянии. Она помнит запах ее духов – лаванда, этот аромат до сих пор витает в спальне. Кейт пытается вспомнить больше, но у нее не выходит: воспоминания слишком туманны, будто размыты по краям.

По правде говоря, Кейт вовсе не помнила, что у нее была двоюродная бабушка, пока не позвонил поверенный.