Непокорный

— Это будет так весело! — Джордан взволнованно хлопает в ладоши. — Иди, надевай свои ботинки, и пойдем искать офисное здание для покупки.

— Сначала пообедаем? Я умираю с голоду.

Облегчение на ее лице совпадает с моим собственным.

Наконец-то какое-то направление. План. Надежда.

Это почти заставляет меня почувствовать себя цельным. За исключением этой зияющей пустой дыры, оставленной Габриэллой.

Габриэлла

Манхэттенская балетная студия расположена в старой англиканской церкви, построенной в 1823 году. Каменные стены, витражи, деревянные полы и зеркальные стены создают пространство для танца, которое поддается духовному благоговению.

Запах полироли для дерева смешивается с затхлым ароматом, как будто столетия курения благовоний впитались в разлагающийся камень. Я крепко прижимаю свои балетные туфли к груди и двигаюсь глубже в помещение. Воспоминания захлестывают меня. Место, которое когда-то казалось мне больше домом, чем мой собственный, распахивает свои объятия и приветствует меня.

Блудная дочь возвращается домой.

Я замечаю миссис Гулд в другом конце комнаты. Она что-то увидела во мне, когда мне было тринадцать лет, и посвятила свое время тому, чтобы сделать из меня лучшего танцора, каким я только могла быть. Миссис Гулд пришла на мой первый концерт в «Джульярде» и принесла мне дюжину роз.

— Габриэлла, это ты? — Ее британский акцент возвращает меня к более простым временам, когда я мечтала стать прима-балериной.

— Миссис Гулд, давно не виделись.

Женщина крепко обнимает меня.

— Не могу поверить, что это действительно ты. — Она отстраняется, чтобы подержать меня на расстоянии вытянутой руки, но продолжает придерживать меня за плечи. — Посмотри на себя, совсем взрослая.

— Приятно снова видеть вас.

Ее взгляд легко скользит по моим шрамам, и я вижу в ее глазах, что она знает мою историю. Предполагаю, что мои родители, должно быть, передали мое оправдание за то, что я больше не посещаю «Джульярд».

— Как ты, милая?

— Бывало и лучше. — Я оглядываю студию, чтобы не видеть жалости в ее глазах и чтобы женщина не видела печали в моих.

— Такова жизнь, я полагаю. — Ее взгляд падает на пуанты в моих руках. Ее глаза загораются. — Ты здесь, чтобы потанцевать?

— Честно сказать, не знаю. Это было так давно, и врачи сказали, что мне придется переучиваться… — Я сглатываю комок в горле. — Я даже не знаю, помню ли, как это делается.

— Врачи осматривают тело. Танец идет от души. — Ее темно-карие глаза потеплели. Она берет мою руку и прикладывает ее к моему сердцу. — Балет живет здесь. Не в твоем мозгу и даже не в твоих мышцах, а здесь. В твоем сердце. Ты никогда этого не забудешь.

— Хотелось бы, чтобы это было правдой. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала.

Она берет пуанты из моих рук.

— Давай начнем медленно. — Женщина вздергивает подбородок, ее плечи напрягаются. — Положи свои вещи, скинь обувь и ложись на пол для растяжки. — Она щелкает и показывает пальцем.

В ее суровом приказе есть утешение. Теплота. Правильность.

Не знаю, вернусь ли когда-нибудь в это место после сегодняшнего, но прямо сейчас знаю, что я именно там, где мне нужно быть.

ГЛАВА 29

Габриэлла

Хотела бы сказать, что потеряла счет дням, прошедшим с тех пор, как я в последний раз видела Кингстона, но это было бы ложью.

Прошло тридцать четыре дня.

Я думала, что со временем буду думать о нем меньше. Думала, что его предательство будет гореть все сильнее с каждым днем, пока, в конце концов, не выгорит, и я полностью забуду его. К сожалению, меня мучает прямо противоположное.

У меня так много вопросов, но я не доверяю ему, чтобы просить его сказать мне правду. И также не могу доверять своим родителям.

Вот почему мне пришлось обратиться к единственному человеку, у которого нет причин лгать мне.

Со своего места у окна кофейни я вижу, как подходит Эйнсли. Она колеблется у двери, как будто сомневается в своем согласии встретиться со мной. Задерживаю дыхание, пока она, наконец, не открывает дверь. Я машу ей, и Эйнсли, не отрывая глаз от пола, направляется ко мне.

Потом встаю, чтобы поприветствовать ее, но мы не обнимаемся и не пожимаем друг другу руки. Невидимый барьер нашей общей истории стоит между нами.

— Спасибо, что пришла.

— Конечно. — Она заказывает латте, и мы говорим о погоде и о том, что наше любимое место для завтраков обанкротилось, пока у нас не заканчиваются темы для светской беседы.

— Эйнсли, я надеялась, что ты сможешь ответить на несколько вопросов о ночи катастрофы.

Ее лицо бледнеет, но она кивает.

— Мне известна история до момента, пока я не упала, но все, что было после этого, не помню.

Она отпивает свой латте и осторожно ставит кружку трясущимися руками.

— Ты можешь рассказать мне, что произошло той ночью?

— Это была моя вина, — говорит она, опустив лицо к своей кружке.

Мое сердце проваливается в пятки от уверенности в ее голосе.

— Что ты имеешь в виду?

Ее взгляд встречается с моим.

— Кингстон хотел тебя. Ты даже не пыталась привлечь его внимание, но он все равно хотел тебя. — Она делает вдох через нос и выдыхает. — Хотел тебя, а не меня.