Непокорный алжирец [книга 1]

Он попросил Бросселя уточнить потери свои и мятежников, — об этом надо будет доложить в штабе, а капитану Жозефу велел привести «человека Жубера».

Им оказался плотный невысокий парень с кое-как забинтованной головой, по повязке расползлось ржавое пятно крови. Парень с трудом стоял на ногах.

— Садись! — генерал указал на стул. — Как зовут?

Сморщившись от боли, парень сел.

— Махмудом.

— Ты сам видел, что полковник Халед ранен?

— Да, са'аб… Я находился рядом с ним.

— Куда он ранен?

— В грудь. Говорят, совсем близко от сердца пуля прошла.

— Хирург у мятежников есть?

— Нет. Слышал, что в город хотят за врачом посылать.

— За кем? Имя не называли?

— Не знаю, — виновато сказал Махмуд, но тут же вспомнил. — Доктора Решида, господин, у нас… простите, у мятежников называли другом Халеда. Может, к нему обратятся?

Приказав увести лазутчика, довольный генерал потрепал по плечу капитана Жозефа.

— Ты понял, Эдгар? Халед — друг Решида. Вот мы и ухватились за кончик этого запутанного клубка. Теперь нужно тянуть осторожно, чтобы не оборвалась ниточка, чтобы весь клубок распутать. Перекуси быстренько и на вертолёте — в город. Махмуда этого с собой прихвати… Введите в курс дела Жубера, пусть усилит слежку за доктором. Но… если доктор задумает выехать из города, не препятствовать ни в коем случае — нам нужен не только доктор. Ты понял меня, Эдгар?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Ты молодец, мой мальчик, тебя ждёт блестящее будущее, — генерал снова потрепал Жозефа по плечу. — Рана не сильно беспокоит?

— Кто играет с кошкой, ваше превосходительство, тот не должен бояться кошачьих когтей.

— Да-да, — кивнул генерал, — ты прав, Эдгар, царапин бояться не следует… Ну иди, мой мальчик, время не ждёт.

Глава пятая

1

Доктор Решид сидел у себя в кабинете — пил чай и просматривал свежую почту.

В последние дни на душе у него было смутно и тревожно. Он много думал. Вернее, не столько думал, сколько мучился в бесплодных попытках отогнать от себя надоедливые и не приятные мысли. Что им нужно? То кружил вокруг да около генерал Ришелье, то полковник Франсуа «по пути» зашёл в больницу…

Доктор понимал, что высокопоставленные военные заинтересовались им не случайно, они неспроста уверяют его и своих дружеских чувствах. Постепенно им овладевали подозрения, пока ещё неясные, но неприятные.

По обыкновению осторожно — не помешать бы сыну — приотворила дверь Джамиле-ханум.

— Ахмед-джан, Мустафа пришёл… С ним какой-то француз… Безрукий.

Глаза Джамиле-ханум были вопросительно-тревожны. Решид недоуменно поднял брови.

— Безрукий?

— Да, дорогой… Ни разу не видела его, говорит, что тебя хочет видеть. Может, сказать ему, что ты спишь… или ушёл куда-то?

— Нет-нет, мама, пусть подождёт, я сейчас выйду. А ты пока приготовь нам чай.

Решид переоделся и направился в гостиную, гадая, кто бы это мог быть.

Гость поднялся ему навстречу, смущённо покашливая.

— Извините, господин доктор… Зашёл, видимо, не вовремя, оторвал вас от дел.

Густой голос нежданного гостя показался доктору знакомым. Он пристальнее вгляделся в худое, морщинистое, чисто выбритое лицо и вдруг широко раскрыл объятия.

— Мсье Бенджамен!.. Дорогой учитель!.. Вы ли это? О господи!

Они сердечно обнялись. Усевшись в мягкое кресло у низенького столика с майоликовой крышкой, Бенджамен с интересом рассматривал своего бывшего ученика.

— А вы молодец, Ахмед, честное слово! Случись встретить вас на улице — не узнал бы. Да и то, сколько времени прошло!.. Помните Луизу? Бедняжка уже два года лежит в постели без движения. В прошлом месяце я был в Париже, случайно встретил её мать.

Решид слушал, не отрывая глаз от Бенджамена, который будто бы вернул его в детство. Он отлично всё помнил: и первый школьный день, и горькую мальчишескую обиду, когда его посадили за одну парту с этой девчонкой, Луизой. Тогда Бенджамен, красивый, молодой, увлечённый, преподавал древнюю историю. Его любили все и назвали любовно «наш Демосфен». И действительно, он был поразительно красноречив, остроумен, эрудирован, знал массу французских, арабских, латинских пословиц, слушать его было очень интересно, так же как и бродить с ним по разным развалинам, оживлять по его рассказам древние руины, воссоздавать на месте бесформенных, поросших травой глыб могучие укрепления, боевые башни, дома ремесленников, населять их людьми, чей прах давным-давно уже развеял ветер по необъятным просторам Сахары.

Безжалостное время наложило своё клеймо на этого некогда энергичного, красивого человека. От молодости и красоты Бенджамена не осталось и следа. Перед доктором сидел человек с усталым серым лицом, с отёками под глазами. Он как-то уменьшился весь, будто усох. Левый рукав был пуст выше локтя.

Подвинув к Бенджамену стакан чаю, доктор негромко сказал:

— Не думал я, что вы в Алжире, дорогой учитель. Как попали сюда?

Бенджамен начал рассказывать о своих мытарствах. Как он, уехав из Алжира во Францию, был призван в армию и попал в Индокитай, как оттуда, потеряв руку, вернулся в Париж и почти полгода скитался без работы, пока, наконец, не обосновался в одном селе близ Тулона.