Непокорный алжирец [книга 1]

— Не знаю. Я ушла.

Некоторое время они молчали. Мустафа докурил сигарету, придавил её в пепельнице, тряхнул головой, словно отгоняя навязчивую мысль.

— Что же ты замолчала, Рафига? Посмотри-ка на меня.

Он нежно взял девушку за руку. Рафига сердито отдёрнула её.

— О аллах, как ты себя ведёшь! А если кто-нибудь увидит?

— Пускай смотрят! — беспечно отмахнулся Мустафа. Ты — Лейла, а я Меджнун. Да, ты моя луноподобная пери. Не лишай меня своей милости, луноликая! Хочешь, на колени перед тобой встану? — Мустафа в самом деле опустился на колени. — О королева всех пери! Твои пронизывающие душу глаза…

Рафига дробно, как от щекотки, расхохоталась. Потом спохватилась:

— Сейчас господин войдёт! Вставай, скорей! Вставай, говорю!..

— Не встану, моя пери! — упорствовал Мустафа. — До тех пор не встану, пока ты сама не возьмёшь меня за руку и не поднимешь. Пусть голову с меня снимут…

В гостиную вошла улыбающаяся Малике. Мустафа поспешно вскочил. Рафига покраснела.

— Конечно! — сказала Малике. — Где Рафига, там и Мустафу ищи!

Мустафа шутливо развёл руками.

— Что делать, где пери, там должен быть и дэв.

— Ну, коли ты дэв, — сказала Малике, — то возьми этот рецепт и лети в аптеку за лекарством.

— Лечу! — охотно согласился Мустафа.

Оставшись одна, Рафига проворно вытерла со стола пепел и влажные следы от бокалов, расставила по местам кресла. С полной окурков пепельницей в руках, она направилась было к выходу, как в дверь постучали.

— Войдите, — сказала Рафига, снова поставив пепельницу на стол.

На пороге появился молодой капитан во французской военной форме, окинув взглядом Рафигу, улыбнулся.

— Простите, мадемуазель, мне нужен полковник Франсуа.

Рафига поклонилась:

— Одну минутку, мсье.

Полковник Франсуа вошёл, вытирая платком блестящую лысину и побагровевшее от выпитого лицо.

— Жозеф? В чём дело, капитан? Что произошло?

Козырнув, тот протянул полковнику какой-то листок.

— Вот… В городе распространяют прокламации.

Прочитав, полковник сложил листок вдвое, небрежно сунул в карман.

— Полиция извещена?

— Да. И коменданту сообщили.

— Хорошо. Посты чаще проверяйте. Пусть люди будут поосторожнее.

— Слушаюсь! — козырнул капитан. — Разрешите идти?

— Ступай.

Не успела закрыться дверь за капитаном, как из столовой вышел генерал Ришелье. Полковник вынул из кармана листовку.

— Последние новости… — в голосе Франсуа прозвучала ирония. — Прошу познакомиться.

Генерал пробежал глазами листок, изредка бормоча под нос:

— «Колонизаторы, убирайтесь вон»… «Довольно пить кровь алжирского народа»… «Алжир будет независимым!»…

Заметного впечатления листовка на него не произвела. Он подержал её на ладони, помял пальцами, как бы пробуя добротность бумаги, и вернул полковнику.

— Уберите её, Бертен… Мне сегодня хочется отдохнуть от всего и повеселиться… Мадемуазель! — повернулся он к заглянувшей в гостиную Малике. — Позвольте вас на танец.

— Меня? — улыбнулась Малике.

Генерал поклонился.

— Но я очень плохо танцую. Вам потом придётся чистить свои сапоги.

— Не беда, мадемуазель! С вами я готов танцевать даже босиком.

— Вот как?

— Клянусь, мадемуазель!

— Пойду поищу себе партнёршу, — вмешался в разговор полковник Франсуа.

Генерал взял Малике за руку, разглядывая девушку с пьяной бесцеремонностью.

— Ваши глаза, мадемуазель… О, ваши глаза!.. Видит бог, будь я поэтом, я посвятил бы вашим глазам оду. Я бы…

Появление Франсуа и Лилы прервало излияния генерала.

Включили радиолу. Начались танцы.

Фатьма-ханум пошла на кухню. В столовой остались Абдылхафид, Бен Махмуд и доктор Решид.

Тягостное молчание нарушил Бен Махмуд. Неприязненно взглянув на доктора, он сказал:

— Зря вы проявляете свою смелость, доктор!

Решид усмехнулся.

— Почему же?..

— Послушайте, доктор, — сказал Абдылхафид, — у меня к вам большая просьба: в моём доме так себя не вести.

— Как прикажете вести себя?

— Вы это понимаете лучше меня.

— Нет, если бы понимал, я бы не задал такого вопроса.

Абдылхафид засопел, что всегда было у него признаком недовольства и облизнул свои толстые губы.

Доктор продолжал:

— Если вы считаете, что я должен расшаркиваться и поддакивать всякой… глупости, то на это я не способен.

Доктору никто не возразил. После некоторого молчания он заговорил снова, обращаясь к Бен Махмуду.

— Может быть, не я излишне смел, господин адвокат, а вы чересчур робки?

— Почему это я робок? — вскинулся Бен Махмуд. — Я говорю то, что думаю!

— Но ведь право высказывать своё мнение дано не только вам, не так ли? Или инакомыслящим не полагается говорить то, что они думают?

Бен Махмуд промолчал.

— Скажите, вы искренне согласны со всем, что они говорят?

— Согласен! — буркнул Бен Махмуд. — Если бы не французы, Алжиру не видать бы такого благоденствия.