Генерал Ришелье щёлкнул портсигаром, протянул его Жерару, сказал с укором:
— Зачем же в таком случае вообще затевать всю эту дурацкую комедию? Ясно, что мятежники тоже не отступятся от Сахары.
— Разве только одни алжирцы претендуют на Сахару? — воскликнул Жерар. — И тунисцы считают Эджели своим, марокканцы протягивают руки к Колом-Бешару[13]
. Мавритания, Нигер, Мали, Чад… — все постараются ухватить лакомый кусочек. В итоге Сахара превратится в яблоко раздора, нынешние союзники и единомышленники станут врагами, а нам это на руку! Помните мудрое изречение: «Разделяй и властвуй!»? Если удастся добиться раздора хотя бы между мятежниками, тунисцами и марокканцами — вопрос об Алжире решён. Они прямо-таки бредят объединением Алжира, Туниса и Марокко в единый Великий Магриб, хотят поставить Францию перед мировым общественным мнением. Мы же обладаем прекрасным средством нарушить их единство. Неужели, по-вашему, при таких обстоятельствах переговоры вредны?— Вредны! — твёрдо сказал генерал Ришелье. — Вредны в первую очередь тем, что подорвут боевой, наступательный дух армии, дезорганизуют её. Для мятежников даже факт переговоров большая победа, для нас — это неслыханный позор.
Показался деревянный мост, на нём с лопатами и топорами в руках работали солдаты. Неподалёку, на берегу какала, по которому стремительно неслась к морю мутная вода, стояли два бронетранспортёра.
Солдаты, предупреждённые о приезде генерала, выстроились по левую сторону дороги. Жозеф прибавил скорость, и машина единым духом преодолела мост.
Молчание вновь нарушил Жерар.
— Вот вы, дорогой генерал, всё время ссылаетесь на честь Франции. И не только вы — все кричат о её чести и достоинстве. Кричим — и сами же подрываем престиж Франции. Какой ущерб принесла нам перемена колониальной политики в других африканских странах? Никакого. Скорее наоборот. А стремясь во что бы то ни стало добиться военной победы в Алжире, мы многое, очень многое не учитываем.
Ришелье холодно усмехнулся.
— Удивительная близорукость, не так ли, мсье Жерар?
— Я бы не стал спешить с определениями… Попробую пояснить свою мысль точнее. Вы — человек военный, мечтаете о приумножении боевой славы Франции. Хочу этого и я. Но будём откровенны: можно ли сегодня, не располагая термоядерным оружием, всерьёз говорить о военных успехах? Предположим, завтра русские нападут на Европу — чем мы встретим их? Автоматами и пушками?
Генерал хотел что-то возразить этому штатскому политикану, ни черта не смыслящему в военном деле, но Жерар не дал ему и рта раскрыть.
— Предвижу ваше возражение, генерал: «Если у нас пока нет термоядерного оружия, то оно есть у наших друзей». Что ж, согласен — у друзей есть. Официально мы являемся членами НАТО, на нашей земле, в Версале, его штаб. А кто там заправляет? Американцы, англичане и немцы! Почему мы должны занимать четвёртое место? Где же слава Франции, о которой мы так печёмся, где её честь? Почему Европой должны руководить американцы? Нет-нет, я вовсе не против сотрудничества со Штатами; не истолкуйте мои слова превратно! Я самый горячий сторонник настоящего сотрудничества, искренней дружбы. Только пусть дружба эта не будет отношениями хозяина и слуги. А разве не так выглядят наши сегодняшние взаимоотношения? Если американцы и англичане настоящие наши друзья, то почему скрывают секреты ядерного оружия? Почему для нас закрыта дверь в «Ядерный клуб»? Мы размещаем на своей земле их военные базы, содержим их войска, а они…
Генерал Ришелье слушал не перебивая. Он понимал, что Жерар начал клонить в сторону, перепрыгнул с южного побережья Средиземного моря на северное, ясно, он высказывает не только своё личное мнение.