Алексис не сомневался, что в жидкость подмешано снотворное, но жестами уговорил мальчика осушить один из кубков. Однако сам он к зелью не притронулся. Почему-то вспомнились слова учителя Михеля о том, что беду следует встречать, не теряя разума.
Мысли невольно вернулись к годам, проведенным со старым наставником. Сегодня они представали перед ним в новом свете, а раздражавшие прежде поучения внезапно обрели смысл.
Он осторожно уложил уснувшего малыша на подушки, еще раз оглядел покои, подошел к окну и заметил, как по тяжелой завесе прошла волна. За нею кто-то прятался. По всей видимости, служитель, которому требовалось, в случае необходимости, предотвратить побег или самоубийство пленников.
Царевич сделал вид, что не заметил соглядатая. Он сел на широкий подоконник и попытался, как советовал Михель, успокоиться, расслабиться, дать мыслям возможность течь спокойно и непринужденно. Порою именно так находилось решение, казалось бы, неразрешимой проблемы.
Наследник вспоминал не только эти уроки и наставления. Сейчас, когда он стал таким же бесправным рабом, как и простой крестьянский мальчуган, Алексис испытал жгучий стыд за свою юношеское высокомерие и уверенность в собственной исключительности. Ведь Михель всегда говорил, что престола воистину достоин лишь человек милосердный, не кичливый. Учитель часто повторял: "Подлинный аристократ не подчеркивает свое превосходство над нижестоящими по рождению. Он видит в своих подданных не только слуг, но, прежде всего, людей, защищать которых — его первостепенный долг".
К сожалению, уроки старого наставника царевич усвоил со слишком большим запозданием, и поэтому его осознание мудрости старика было окрашено горечью. Истина открылась, когда применить ее на практике не представлялось возможным. Если раньше Алексис жил надеждой на возвращение ему трона, то теперь прекрасно понимал, что будущего у него нет. Смириться с ожидавшей его участью он, безусловно, не мог. Юноша жаждал прервать свое существование до того, как безжалостный нож навеки изуродует его тело. Однако, судя по всему, сделать это было крайне сложно.
Хриплый возглас ужаса прозвучал рядом с ним. Шуршащая завеса сорвалась с карниза под тяжестью рухнувшего тела. На полу из-под жестких складок виднелись ноги в шальварах, заправленных в сапоги мягкой кожи. Те самые сапоги, которые носил отвратительный стражник. Ноги свело судорогой, они еще раз дернулись и замерли. Тонкая черная ленточка скользнула среди вороха затканной золотом ткани.
Алексис замер, не смея верить своему везению. Смертельный укус опаснейшей гадюки мог в считанные мгновения избавить его от предстоящих физических и душевных мучений. Не колеблясь, он протянул руку и схватил ядовитое существо.
Гибкое тело изогнулось, сверкнули немигающие глаза на черном треугольнике, острые зубы впились в руку. Уже холодея, царевич непонятно зачем прошептал:
— Пожалуйста, избавь и малыша от страданий.
…Влас споткнулся и ругнулся вполголоса.
— Осторожнее. Помни золотое правило: спешить нужно медленно.
Руки задольца непроизвольно сжались в кулаки. Он прорычал:
— Если мы опоздаем!…
— Если ты сломаешь в пути ногу, мы точно можем опоздать, — мягко, но твердо ответил факир.
Но его разумные речи не остудили тревоги и беспокойства ведуна. Его колотила нервная лихорадка. Влас до сих пор считал неоправданным безумием сымитировать смерть наследника при помощи слабой дозы яда, впрыснутой юноше. Он с трудом сдерживал жгучую ненависть к идущему рядом гибкому юнцу-диморфу, бывшему одновременно и черной гадюкой.
— Влас, у нас не было иного выхода, — терпеливо, словно неразумному ребенку, повторил Зоар. — Охранные чары дворца поддерживаются десятками чернокнижников. Даже гибель Звездочета не облегчила мне противостояния им. Все, что я мог, — замаскировать лишь волшебную суть крошечной змейки.
— Ей следовало, прежде всего, умертвить тирана, а не царевича!
— Проникнуть сквозь защитную завесу личных покоев султана, не сможет даже волшебный муравей. Но я повторяю тебе, мы успеем спасти Алексиса, нам следует только…
Факир не успел закончить фразу. Где-то неподалеку ухнула сова, резкий порыв ветра ударил им в лицо, пахнуло чуждыми чарами, и ночное небо вспыхнуло фиолетовыми зигзагами. Послышался треск, тень огромного дерева, перечеркнув озаренный молниями небосвод, рухнула им под ноги, перегородив дорогу.
… Солнцеликий вопросительно посмотрел на обтянутое кожей лицо стоявшего перед ним человека в темном иноземного покроя халате. Ему могло быть и двадцать, и сорок, и все шестьдесят лет:
— Ты уверен, что эта задержка поможет? Откровенно говоря, я не совсем понимаю, зачем ты мне демонстрируешь все это. Мальчишка уже не опасен. Народ приветствует Лже-царевича, с помощью которого мы уничтожим Хрустальный трон и без особых трудностей захватим Светлоземье. К тому же, если уж нужно убивать, сделай это на месте, а не таким сложным многоходовым путем, что это напоминает мне шахматную партию.